— Будем садиться!
— На второй круг!
— Фары!
— Есть фары!
Светлые блины фар выхватывают серую ленту проселка, упираются в темную полосу бетона…
За ужином ко мне подходит Васильев.
— Правильно, командир, что не ушел на второй круг, — говорит он. — Правильно… Знаешь, за такой полет разрешаю экипажу по чарке… — И заговорщицки подмигивает мне.
— Есть, товарищ начальник! — в свою очередь подмигиваю и я. — Такая уж наша работа.
— И не сменим мы ее ни на какую другую! — подхватывает Марк Иванович. — Ведь так, друзья?
Глава 17
Счастливого плавания!
Как-то с Евгением Николаевичем Нелеповым, представителем Дальневосточного научно-исследовательского гидрометеорологического института, на который мы работаем, оказался я в сахалинском порту Корсаков. Здесь мы познакомились с капитаном порта Борисом Константиновичем Потаповым. Капитан пригласил нас в свой кабинет.
— Взгляните сюда! — обратился он к нам, указывая на карты с данными долгосрочных прогнозов ледовой обстановки. — С каждым днем льда становится больше. От Погиби он наступает на Советскую Гавань и Шахтерск, от Охи — на мыс Терпения и на мыс Анива. Наступает, закрывая пролив Лаперуза. А кругом идут корабли, запрашивают обстановку, наиболее безопасный курс. Что я им могу дать? Только долгосрочный прогноз вашего института! А мне нужно знать ледовую обстановку на каждый день, на каждый час! Где выход?
— Евгений Николаевич, мы летаем через Анивский залив…
— Понял! — перебивает меня Нелепов. — Будет вам карта ледовой разведки, Борис Константинович! Даже две — утренняя и вечерняя. Только как вот доставлять их? От аэропорта до вас несколько десятков километров!
— А сбросить в порту нельзя? — отвечает вопросом Потапов.
— Куда?
— Ну хотя бы на крышу. Там есть площадка для наблюдения.
Мы поднимаемся на крышу порта. Площадка большая — больше палубы любого корабля.
— Будем сбрасывать сюда! — заверяю капитана.
— Ну, уж коль вы так покладисты, окажите еще услугу. К юго-востоку от мыса Крильон застряли корабли. Вывести бы их, а?
Назавтра вступает в силу наш словесный договор: корабли выведены, карта ледовой разведки подготовлена. Фома Симонович связывается с вахтенным радистом порта Корсаков:
— Корсаков, я — борт сорок один семьдесят семь. Приготовьтесь к приему карты ледовой обстановки. Через час будем у вас.
— Борт сорок один семьдесят семь, вас понял. Ваши координаты?
— Сто восемьдесят миль юго-восток от вас.
— Понял. Завтра в восемнадцать ноль-ноль ждем вашего прибытия.
— Не завтра! Сегодня! Через час! Поняли?
Длительное молчание в ответ.
— Понял. Вы находитесь в ста восьмидесяти милях от нас. Ждем завтра в восемнадцать ноль-ноль. Конец!
— Погоди!
Фома даже вспотел от злости, торопливо выстукивает снова:
— Я — самолет. Со скоростью сто восемьдесят миль иду к вам. Усек?..
Теперь наши полеты приобретают не только научное значение, но и практический смысл. Постепенно моряки все больше и больше ощущают нашу помощь и обращаются с различными просьбами.
Идем Татарским проливом. Впереди по курсу два корабля преодолевают тяжелое ледяное поле, а неподалеку, всего в нескольких милях, широкая лента чистой воды. Наверное, ее не видно с кораблей, и они продолжают сражаться со льдами, пробираясь на север.
— Поможем? — оборачиваюсь к Нелепову.
— Обязательно! — отвечает он. — Потеряем десяток минут, а корабли выиграют сутки.
Разворачиваюсь на корабли. Штурман Вадим Петрович Падалко определяет их место и рассчитывает курс выхода. Фома вертит ручки приемника в надежде услышать судовые радиостанции, но они молчат. И неизвестны их позывные.
Снижаюсь и прохожу под кормой головного корабля.
— «Приамурье», — читает Вадим Петрович. — Порт приписки — Владивосток.
А Фома уже вертит ручки передатчика, настраиваясь на судовую волну.
— «Приамурье», я — борт сорок один семьдесят семь. Ответьте для связи. Прием.
— Самолет сорок один семьдесят семь, я — «Приамурье». Что имеете ко мне?
Фома передает микрофон Падалко.
— «Приамурье», я — сорок один семьдесят семь. Берите курс двести сорок градусов. Придерживаясь разводьев, войдете в широкую полынью близ берегового припая. Дальше будете следовать по ниласу вдоль припая.
Длительное молчание, потом голос в телефонах:
— Я — «Приамурье». Кто вы такие? Почему даете рекомендацию?
— Я — самолет ледовой разведки, — отвечает Падалко. — Борт сорок один семьдесят семь!
Читать дальше