Вячеслав Недошивин - «Третья война» подполковника Твардовского

Когда-то, когда редколлегия журнала битых три часа обсуждала печатать ли «Матренин двор» Солженицына, когда все были «ужасно против» рассказа, Твардовскому блеснул вдруг «сноп света», мелькнуло в его глазах прозрение. «Художник истинный, он не мог упрекнуть меня, что здесь неправда, - напишет про это обсуждение Солженицын. - Но признать, что это и есть правда в полноте, - подрывало его партийные, общественные убеждения... Направлять... русскую литературу он не мог бы без партийного билета. А партийный билет не мог носить неискренне. И как воздух нужно было ему, чтобы эти две правды не раздваивались, а сливались».

Поэт, вспоминал Солженицын, вскакивал, ходил по кабинету, а потом сказав, что Сталин, возражая Троцкому, обещал построить социализм «не за счет ограбления деревни», остановился вдруг, как вкопанный: «А за счет же чего он построен?..» И с «раскаянным стоном» спросил нечаянно: «Ну да нельзя же сказать, чтоб революция была сделана зря!.. А кем бы был я, если б не революция?..» Он словно забыл, пишет Солженицын, что и Есенин, и Клюев, и Клычков тоже не состоялись бы без революции, но что получили от нее?..

Этот разговор случился почти за 10 лет до смерти поэта, но логического продолжения его я не нашел ни в письмах поэта, ни даже в дневниках. Глухо! Не доверял ни людям, ни бумаге, или - боялся даже думать об этом. Не знаю. Видимо, талант ничего не мог поделать с «идейностью», а она, в свою очередь, не могла совладать с талантом. Тоже - пропасть, в которую и ныне страшно заглядывать! Он догадывался, что за ним следят, что его «прослушивают», но тот же Рой Медведев упорно твердил нам: поэт до гроба верил в социализм. В социализм, добавил, «с человеческим лицом». Он уже написал в «Теркине на том свете»: «Там, рядами по годам, / Шли за ним незримо / Колыма и Магадан, / Воркута с Нарымом. / За черту, из-за черты, / Много или мало, / В область вечной мерзлоты / Вечность их списала...» Написал и уже не позволил никому вычеркнуть это. И, тем не менее, верил в утопию - в социализм с «человеческим лицом». Хотя видел, не мог не видеть, что у тех, кто этот «социализм» осуществлял - человеческих лиц и не было. Были «семафоры», вернее, один - красный: ждать, стоять, молчать! Они и погубят его, люди семафоры: по словам Туркова - Грибачев, Кочетов и Софронов. И те 11 литераторов, которые в «Огоньке» напечатали письмо: «Против чего выступает “Новый мир”?» Их имена стоит назвать: Михаил Алексеев, Викулов, Воронин, Закруткин, Иванов, Малашкин, Прокофьев, Проскурин, Сергей Смирнов, Чивилихин и Шундик. Правда, стоит сказать и другое: письмо за них писали - народ должен знать своих «героев»! - Олег Михайлов, Лобанов, Чалмаев, Сергованцев и Петелин, - так пишут ныне дочери поэта. Именно эти, с «благословения» Суслова, главного идеолога травли, скопом, «с улюлюканьем» и разорят его журнал. Кстати, среди критикующих оказались и артист Чирков, и космонавт Титов, и скульптор Вучетич, и партийный «ученый» Овчаренко - «лягавый хваткий волк» по словам Солженицына, и - страшно сказать! - зам. зав. отделом ЦК Яковлев, будущий «прораб перестройки»...

«Катастрофа! Землетрясение, - услышав об отлучении его от журнала, запишет Федор Абрамов, тогда - преподаватель на филфаке. - Сволочь и обыватели ликуют. На филфаке - радость. "Наконец-то!" А если провести референдум... 97% наверняка одобрят закрытие "Нового мира". Вот что ужасно. Акция эта по существу - выражение воли народа...» Как это ни грустно, но это тоже - правда: «народного поэта» теперь предавали уже не только поэты - сам народ. Это у нас тоже - с Пушкина. Ведь накануне ему пришло письмо от учителя Борадзова: «Хрущевскому трубодуру Твардовскому (орфография подлинная. - В.Н.)! Вы жаждали услышать суд народа. Что ж, по сравнению с Лениным и Сталиным, Троцкий и Хрущев - ничтожные мухи!!! По сравнению с Маяковским и Исаковским (прославившим один - Ленина, другой - Сталина) - вы жалкий попугай!!! Хрущевы и твари-довские вымрут как мухи, а Ленин-Сталин будут жить вечно!..» Он, этот учитель из низов, как и «учителя» с самого верха, опять не учел главного - совести, которая старше, древнее всех формаций и «измов», и уж конечно - любой верховной власти...

Снимали поэта за всё сразу. За поэму «По праву памяти», которую без его ведома напечатали на Западе (у нас она будет опубликована через 17 лет). За отказ подписать письмо, осуждавшее Синявского и Даниэля («Пусть знают, что есть хоть кто-то, кто отказался»). За нежелание публично осудить советское вторжение в Чехословакию. За того же «Теркина на том свете», которого вздумает вдруг поставить театр Сатиры. На спектакль набросится «Советская культура» и редактор газеты, бывший секретарь ЦК комсомола Белоруссии Д.Большов. «Мы имеем дело с произведением антисоветским и античекистским, - напишет он донос в ЦК. - Считаю, что такому спектаклю не место на советской сцене». И спектакль снимут. И полгода не пройдет. А когда именно этого Большова вдруг назначат к нему замом в «Новый мир», тогда Твардовский и напишет заявление об уходе. Выжили, затравили, забили.