Владимир Залесский: 56 исторических миниатюр и 34 текста на 9 иностранных языках. Сборник

– «С моря дует влажный, холодный ветер… Его порывы приносят с собой сморщенные, жёлтые листья и бросают их в костёр, раздувая пламя…»

– Понятно, – улыбаясь, вздохнул Павленков. – Придется обращаться к Горькому. Об опубликовании книги о Талейране. В Горьковской серии «Жизнь замечательных людей».

18 мая 2017 года

Большая семья М. Горького собралась вечером в зале на итальянской вилле. Горький сидел в углу комнаты, за столом. В золотых очках. И был похож на старого мастерового.

За окном вдалеке был виден Везувий: его огненная лесенка сверкала в небе.

В числе собравшихся были Поэтесса и Мемуарист. Они также жили в это время под одной крышей с Горьким и его семьей.

Кто-то лежал на диване. Несколько человек сидели в креслах. На ковре лежала собака.

Мемуарист попросил:

– Алексей Максимович, прочитайте нам, пожалуйста, лекцию о Витте.

– Я не считаю себя специалистом по Витте, – ответил Горький. – Много событий было связано с именем Сергея Юльевича. И вряд ли я могу осветить его деятельность в целом. Но мини-лекцию? Пожалуй.

Сначала приведу цитату «из Горького», – Горький улыбнулся.

– Итак.

«Незадолго до кровавых событий 9 января 905-го года Морозов ездил к Витте с депутацией промышленников, пытался убедить министра в необходимости каких-то реформ и потом говорил мне:

– Этот пройдоха, видимо, затевает какую-то подлую игру. Ведет он себя как провокатор. Говорить с ним было, конечно, бесполезно и даже глупо. Хитрый скот.

(…)

Решили ехать к Витте…

Витте не было дома. Часа полтора сидели в библиотеке, ожидая его, наконец он явился и любезно пригласил нас в кабинет.

(…)

Он заговорил тоном сожаления, пожимая плечами, приподнимая жидкие брови, улыбаясь скользящей улыбкой, – это делало его еще более неприятным. Голос звучал гнусавенько, слова сыпались обильно и легко, мне послышалось в них что-то хвастливое, и как будто он жаловался, но смысла слов я не мог уловить, и почти ничего не оставили они в моей памяти. Помню только, что, когда он внушительно сказал: «Мнение правящих сфер непримиримо расходится с вашим, господа…» – я почувствовал в этой фразе что-то наглое, ироническое…

Потом предложил нам перейти в библиотеку на время, пока он переговорит с князем Святополком. Мы ушли, я слышал, что он говорит по телефону, но у меня осталось странное впечатление, что он звонил своему швейцару и беседовал с ним.

Не знаю, каков был ответ Святополка – или швейцара, – я не входил в кабинет на приглашение Витте и не спрашивал об этом членов депутации. Я вообще чувствовал себя не на своем месте в этой депутации. К тому же меня очень интересовал Кузин – я увидал, что он очарованно смотрит на коллекцию орденов в витрине; согнувшись над нею, почти касаясь пуговицей носа стекла ее, он смотрел на ордена, из рта его тянулась нить слюны и капала на стекло. Когда я окликнул его, он с трудом выпрямил спину и, улыбаясь масленой, пьяной улыбкой, сказал, вздохнув:

– Сколько… накопил, черт…

Шмыгнул мокрым носом и крепко вытер лицо рукавом пиджака. Все это было неописуемо противно. Назад, в редакцию, я уже не мог ехать с Кузиным».

– Сейчас, дорогие друзья, – продолжил Горький, – когда иногда высказывается мнение об «ускорении» Талейраном исторического процесса, я могу взглянуть и на 9 января 1905 года, и на последующую цепочку событий по-иному.

Далекая от Европейской России Русско-Японская война 1904—1905 годов. Неудачная для России. 2 января 1905 года пал Порт-Артур.

Объединение практически всех общественных сил вокруг идеи о необходимости конституции.

19 сентября 1905 года началась всеобщая стачка.

С участием С. Ю. Витте перед Императором была поставлена альтернатива: либо политические реформы, либо диктатура.

17 октября 1905 года Высочайшим Манифестом России были дарованы «незыблемые основы гражданской свободы».

7 декабря 1905 года началось декабрьское московское вооруженное восстание, которое продолжалось 12 дней.

Горький глотнул воду из стакана, закурил.

Поэтесса не выдержала:

– При подавлении декабрьского московского вооруженного восстания разыгрывались очень эмоциональные сцены!

– Да! – подтвердил Горький. – В этот период практически все понимали, что конституция, что политические реформы необходимы.

С одной стороны, так называемые революционеры считали себя абсолютно правыми.

С другой стороны, те, кто в них стрелял (представители власти), так же признавали необходимость реформ. Но стрелявшие ощущали влияние присяги, чувства долга, самого факта принятия манифеста 17 октября 1905 года. Когда последовали события 3 июня 1907 года, что-то в душах этих людей треснуло. Пройдет время, и в дневнике Императора появится запись, датированная 2 марта 1917 года: «Кругом измена и трусость и обман!»