Борис Полевой - С удостоверением Правды (Из блокнота военкора)

Самолет уже вырулил и был готов сорваться в путь. Тогда, движимые каким-то коллективным вдохновением, мы отправили Леню на телеграф, а сами все, сколько нас ни было, подбежали к машине и стали умолять летчика подождать. Должно быть, у нас в эту минуту лица были действительно жалобные, так как очень торопившийся пилот посмотрел на часы и дал нам сроку 10 минут, ни секунды больше. Десять минут! Это было явно мало. Леня с его больным сердцем и при его комплекции вряд ли успел бы обернуться за этот срок. И тут Костин предлагает бежать ему навстречу, разделить дорогу на маршруты и встать на них с тем, чтобы передавать друг другу пакет, как это делают бегуны во время эстафет.

Оставив одного наиболее речистого коллегу заговаривать летчику зубы, сбросив шинели, шапки, рукавицы — все, что могло мешать бегу, корреспондентский корпус бросился выполнять этот план. Заняли места. Когда из-за церковки появился раскрасневшийся, совершенно обессилевший Кудреватых, Костин рванулся к нему навстречу, схватил пакет и что есть духу — аллюром три креста — понесся с ним по улице штаба, мимо знакомых командиров, мимо обалдевших часовых по направлению к аэродрому. Пакет трижды перешел из рук в руки. Мой отрезок был последним от железной дороги, через аэродром до самолета. Сунув смеющемуся летчику пакет, я сейчас же сел на землю, потому что никогда не был братом Знаменским и мне казалось, что сердце у меня вылезает из воротника гимнастерки. Местные остроумцы, обсуждая этот инцидент, немало потешались потом над моей иноходью. Я же до сих пор убежден, что в этой необычайной эстафете, наверно, поставил какой-нибудь рекорд. Но это, конечно, неважно. Важно, что с этой удобной верной оказией вместе с нашими пакетами ушел и пакет нашего товарища, адресованный в «Известия».

Свежий номер газеты

«Правду» нам доставляли в тот же день под вечер. Однажды — это было в период очень жестокого боя, который второй день шел в предгорьях Карпат, — прилетевший из штаба офицер связи принес свежую «Правду» на наблюдательный пункт дивизии, где в ту пору вместе с комдивом полковником Путейко находился командующий фронтом.

Наблюдательный пункт помещался на лесистом холме, под массивной стеной древнего румынского монастыря, и с нее в багровые кирпичные проломы можно было видеть простым невооруженным глазом картины боя, перебежки цепей, дымки разрывов и танки, походившие отсюда на неповоротливых навозных жуков.

Пока командующий давал какие-то указания, я развернул «Правду». В ней была корреспонденция, освещавшая ход этих боев. Но как только я увлекся созерцанием собственного творения, рванул ветер, газетный лист взвился, выскочил в пролом, пронесся через полянку и застрял где-то внизу на откосе холма, зацепившись за куст цветущей белой акации на самом виду у вражеских пулеметчиков, строчивших из серых скал противоположного ската. Между тем командующему уже доложили, что получен свежий номер «Правды» с материалом о боях. Командующий захотел его поглядеть и, узнав, что газета улетела и находится в зоне вражеского обстрела, сердито покосился на меня.

— Эх, батенька мой…

А газета находилась совсем рядом, трепеща в узорчатых листьях акации. И вдруг на голом кремнистом скате мы заметили какое-то движение. Сначала трудно было даже определить, что там происходит. Сочная, ярко-зеленая трава горного луга почему-то колебалась и шевелилась. Приглядевшись, мы увидели, что под носом у противника кто-то, прикрывшись сверху ветками, ползет к газете. Пули повизгивали над ним, а он все полз и полз. Мы все замерли в своем безопасном убежище у пролома. Человек был уже близок к газете, но для того, чтобы достать ее с акации, он должен был перебежать голую площадку и привстать на ноги. Тогда мы увидели, что из травы поднимается минерский «щуп». Тонкий шест с железным прутом на конце поднялся, покачался в воздухе, прицеливаясь, и вдруг сорвал газету и потянул ее назад в траву, которая опять зашевелилась в обратном направлении. Не знаю, за что приняли исчезнувшую газету горные стрелки, сидевшие в каких-нибудь трехстах метрах. Вероятно, они подумали, что это своеобразный сигнал. Луг задрожал от разрывов мелких мин. Но противник опоздал. В земляной норе, выдолбленной под монастырской стеной, стоял пожилой сапер с обыденным русским солдатским, лицом, украшенным усами, отмеченным глубокими морщинами. Стоя навытяжку, он протягивал командующему свежую «Правду», уже изорванную и, может быть, даже пробитую.