Захар Прилепин - Всё, что должно разрешиться. Хроника почти бесконечной войны - 2013-2021 [litres]

– Сразу же. За неделю.

– А этот, – в третий раз прозвучала фамилия предпринимателя, – сильно понизил? На 20–30 %?

– Сейчас у него цены одинаковые с Республиканским супермаркетом.

– А по медикаментам что у тебя?

– Сейчас вот я сам туда ездил за таблетками, приболел немного. Людей много, все лекарства есть. Если что – за неделю можно заказывать. Я хочу, чтобы у них там была вторая аптека.

– Займись этим вопросом. Мы сейчас должны сделать так, чтобы люди могли сравнивать цены здесь и там, на Украине. И видели, что у нас совсем другая ситуация. Что у нас – лучше.

– И ещё такая проблема, – заторопился мэр, он же танкист. – Не могу уже неделю её решить. У меня диверсанты с той стороны две опоры подорвали на нейтральной территории. Без ОБСЕ я туда не запущу людей.

– Берёшь наших спецов, этих лопухов ОБСЕшных, используешь их как живое прикрытие – и чините опоры.

Захарченко и Сурсяков простились по-свойски, в какой-то особой, не похожей на поведение известных мне российских чиновников, манере. Порешали дела – и разъехались.

Деловые ребята, совсем только, судя по всему, не избалованные излишком денег – с бюджетами, которые обеспечивают пока самое необходимое. Ну, вы понимаете: главе городка дали «Ниву» – потому что у него никакого другого транспорта нет. Хоть белая рубашка есть. И то, наверняка, одна.

– Все кадровые назначения – это ваша работа? – спросил я у главы. – Российский президент привёл из своих служб очень много народу. А у вас есть круг общения из прошлой жизни?

– Из прошлой жизни мне не стоит кого-то приводить, – снова то ли пошутил, то ли всерьёз ответил Захарченко.

Не стал уточнять, что он имел в виду.

– И Сурсякова знаете с войны?

– Это мой одногруппник. Я с ним вместе учился.

– Он себя уже в группе как-то проявлял?

– Да раздолбай он был. У нас вся группа такая была.

– Александр Владимирович, вы только студентам под камеры не говорите больше, что вы были самым большим раздолбаем в этом городе, – рискнул я, в мягкой форме, дать совет.

– Раздолбаи – самые важные люди, когда идёт война. Когда войны нет, они не нужны. Но Сурсяков – реально особенный на всю голову. Он, чтобы воевать, себе у луганчан танк купил.

– Какой?

– Т-72.

– За сколько?

– За 250 тысяч.

– Шоб я так жил, – хлопнул я по столу ладонью. Теперь история с отсутствием машины у главы Тельманово приобрела новый контекст: автомобиля он не имел, зато у него был танк: которым он, к тому же, умел пользоваться по назначению. Про вице-премьера и по совместительству министра доходов и сборов в команде Захарченко, – Александра «Ташкента» Тимофеева, – рассказывали, что первый раз он собирал налоги, заявляясь к должникам на БТР.

Похоже, танк Сурсякову ещё может пригодиться.

– Видел, у меня БТР во дворе стоит? Знаешь, сколько он стоит? – сказал Захарченко, по-прежнему очень серьёзно.

– Он тоже купленный?

– Ну да, в Луганске купили.

– У них там что, магазин в Луганске?

Ответа не последовало; глаза у Захарченко были очень весёлые.

– Знаешь, какая херня получается, я честно скажу, – с раздражением говорил Захарченко. – Я одну вещь понять не могу: а нахера мы вообще воевать пошли? Чтоб про нас потом сказали, что мы временщики, что мы воры? Ради этого мы, что ли, пошли? Если я до войны нормально себя чувствовал, и в любой стране мира мог жить спокойно? Если я потом тратил свои личные деньги на революцию – в апреле, марте: форму, жратву, денежное довольствие – я всё же со своих платил! Потом только стали какие-то другие деньги появляться. Но я до сих пор на многое трачу своё – из того, что до войны заработал… А мне, представь, предлагают деньги, чтоб я завод отдал кому-то.

(Я даже догадывался, кому.)

– Да хер вам, – продолжал Захарченко. – В отличие от тех, что такое предлагают, я понимаю, что на тот свет отправишься в чём тебя похоронят – больше ты ничего не заберёшь.

– Так они не понимают, что такое «тот свет», – сказал я.

– А я понимаю, – сказал Захарченко.

– Они же бессмертные все, им пофигу, – сказал я.

– На кусок хлеба, кусок мяса и бутылку водки денег я себе заработаю всегда. Жена будет нормально одета, обута, дети будут расти. Буду жить нормально, павлины будут бегать. Но… мне кажется, что тут самое страшное другое, – Захарченко смотрит своими вдруг белеющими глазами. – Тут третья мировая может начаться. И если мы дадим слабину сейчас – нам потом не простят. Люди не простят, наши небесные ангелы не простят, никто не простит. Донбасс надо было отстоять, – продолжает он, – иначе ушла бы вся Украина. Донбасс – якорь, который подвесили к Украине, чтоб не поплыла в другую сторону, и – это важно! – чтоб не утонула по пути. Залог спасения, жизни и процветания Украины – жизнь в миру с нами и с Россией. А Донецк, как рисовали на плакатах в двадцатые годы прошлого века, – сердце России. Донбасс приходит за своим, – говорил, как гвозди вбивал, Захарченко. – Неважно, где ты находишься, – мы всегда своё забираем. Ещё не было случая, чтобы Донбасс своего не забрал.