Свен Карстен: Разгадка «Тайны Эдвина Друда»

«Елена Ландлес поцеловала ее и, не отпуская ее рук, спросила:

— Кто такой мистер Джаспер?

Роза отвернула головку и проговорила, глядя в сторону:

— Дядя Эдвина и мой учитель музыки.

— Ты его не любишь?

— Ух! — Она закрыла лицо руками, содрогаясь от страха или отвращения.

— А ты знаешь, что он влюблен в тебя?

— Не надо, не надо!.. — вскричала Роза, падая на колени и прижимаясь к своей новой защитнице. — Не говори об этом! Я так его боюсь. Он преследует меня как страшное привидение. Я нигде не могу укрыться от него. Стоит кому-нибудь назвать его имя, и мне чудится, что он сейчас пройдет сквозь стену. — Она испуганно оглянулась, словно и в самом деле боялась увидеть его в темном углу за своей спиной.

— Все-таки постарайся, милочка, еще рассказать о нем.

— Да, да, я постараюсь. Я расскажу. Потому что ты такая сильная. Но ты держи меня крепко и после не оставляй одну.»

То есть — «держите меня, иначе я за себя не ручаюсь».

Отвращение к столь неподобающим для барышни мыслям она проецирует на Джаспера, считая, что и он питает в отношении ее темные чувства. Это щекочет ее женское самолюбие. Собственную безвольную зависимость от навязчивых фантазий она пытается оправдать придуманным для самооправдания чувством наведенной подчиненности Джасперу.

Так же Роза боится, что ее тяга к Джасперу будет замечена Эдвином.

«— Ох! Боюсь, что это будет еще большим огорчением для Джека! — воскликнул вдруг Эдвин. — Про Джека-то я и забыл!

Она метнула на него быстрый, внимательный взгляд, мгновенный и неудержимый как молния. Но, должно быть, в ту же секунду пожалела, что не смогла его удержать, потому что тотчас опустила глаза и дыхание ее стало частым и прерывистым.

— Ведь какой это будет удар для него, ты понимаешь?

Она уклончиво и смущенно пролепетала, что не знает, не думала об этом, да и почему бы, какое он ко всему этому имеет отношение?»

Не желая быть навязанной Эдвину насильно родительской волей, Роза одновременно избегает считаться инициатором разрыва помолвки. То есть, хотя она в реальности и является этим инициатором (т. к. Эдвин, хоть и без особой радости, но собирается таки жениться), Роза хочет, чтобы всё выглядело так, как будто Роза пошла навстречу невысказанному желанию разрыва самим Эдвином. Роза хочет избежать ответственности за первый шаг.

«И если бы я не заговорила, ты бы сам заговорил со мной, да? Скажи, что это так, сними с меня тяжесть! Я понимаю, так для нас лучше, гораздо лучше, а все-таки мне не хочется, чтобы я одна была причиной!»

Одновременно Роза желает закончить свое двусмысленное положение душевной зависимости от Джаспера, но не в силах открыть свою душу Эдвину, ведь « у столь юного создания, да еще одинокой сиротки, возможна при таких обстоятельствах известная сдержанность, девическая стыдливость, нежелание посвящать посторонних в свои маленькие сердечные тайны ».

При этом, будучи не в силах избавиться от направленных на Джаспера любовных фантазий, Роза мечтает, чтобы Эдвин сам догадался о ее состоянии, и сам спас ее от начала отношений с Джаспером.

«Но прежде чем уйти, она подняла к нему широко открытые, умоляющие глаза, словно спрашивая с укором: „Ах! Неужели ты не понимаешь?“ И этот прощальный укоризненный взгляд провожал его, пока он не скрылся из виду.»

Позднее, после исчезновения Друда, когда уроки музыки и всякие контакты с Джаспером у Розы прекратятся, в полном соответствии с пословицей «с глаз долой — из сердца вон» Роза почти целиком освободится от псевдо-влюбленности в Джаспера. Настолько, что даже осмелится ему возражать:

«— Да, — отвечает Роза, внезапно набравшись храбрости. — И вежливость исходила от моего опекуна, а не от меня. Я просто сказала ему, что не хочу больше брать у вас уроки и ничто не заставит меня изменить это решение.

— Вы и сейчас тех же мыслей?

— Да, сэр. — И, пожалуйста, больше меня не расспрашивайте. Я не буду отвечать. Это по крайней мере в моей власти.

Она так хорошо знает, что он в эту минуту пожирает ее глазами, любуется ее гневом и живостью, вызванной гневом, что мужество ее гаснет, едва народившись, и снова она борется с ужасным чувством стыда, унижения и страха — как в тот вечер у фортепиано.»