Томас Пейн - Права человека

Таким образом, терпимость ставит себя не между человеком и человеком, церковью и церковью или религией и религией, а между богом и человеком — между поклоняющимся и существом, которому поклоняются; присваивая себе право разрешать человеку поклоняться, она тем самым надменно и кощунственно притязает на то, чтобы дозволять всемогущему принимать поклонение.

Если бы в какой-либо парламент был внесен билль, озаглавленный «Акт о терпимости или свободе для всемогущего принимать поклонение иудея или турка» или, напротив, «запрещать это всемогущему», все были бы потрясены и назвали бы это кощунством. Поднялось бы негодование. Нелепая идея терпимости в религиозных вопросах предстала бы в неприкрытом виде; но она не становится менее нелепой от того, что в этих законах фигурирует лишь имя «человека», ибо поклоняющегося нельзя отделить от предмета поклонения.

Кто же ты тогда, суетный прах и пыль! Как бы ни именовали тебя — король, епископ, церковь, государство, парламент или еще как-нибудь, — кто дал тебе право вторгаться в своем ничтожестве между душой человека и его создателем? Занимайся своим делом. Если он верит не так, как ты, это доказывает, что ты веришь иначе, чем он, и нет на земле той силы, которая могла бы рассудить вас.

Что же до различных религий, то если предоставить каждому судить о своей собственной, окажется, что на свете нет ложных религий; но если они возьмутся судить о религии друг друга, не будет и истинной веры, — поэтому либо все человечество право, либо все оно целиком заблуждается.

Но что до самой религии, без различия названий, рассматриваемой как обращение всего рода человеческого к божественному предмету всеобщего почитания, то ведь это человек несет создателю плоды сердца своего; и может быть они разнятся между собой подобно плодам земным, но (богу) угодны благодарственные приношения каждого.

Епископ Дэрхемский или епископ Винчестерский, или тот архиепископ, что стоит впереди герцогов, не откажутся принять в счет десятины сноп пшеницы только потому, что это не стог сена; и не отвергнут стог сена из-за того, что это не сноп пшеницы, или свинью, потому что она ни то, ни другое.

Но устами тех же особ государственная церковь не разрешает творцу получать различные десятины людского благочестия.

Одним из постоянных мотивов книги мистера Берка является «церковь и государство», при этом он имеет в виду не какую-то определенную церковь или государство, а любую церковь и государство, и употребляет это выражение в качестве общего понятия, обозначающего политическую доктрину, которая устанавливает неизменную связь церкви с государством в любой стране. Он выговаривает Национальному собранию за то, что оно не сделало этого во Франции. Приведем несколько соображений по этому поводу.

Все религии по природе своей благостны и милосердны и неотделимы от устоев нравственности. Они не приобрели бы прозелитов при своем возникновении, проповедуя что-либо порочное, жестокое, мстительное или безнравственное. Как и все на свете, они имели свое начало и действовали убеждением, увещеванием и примером. Как же получается, что они утрачивают свою врожденную кротость и становятся суровыми и нетерпимыми?

Это — плод той самой связи, которую так рекомендует мистер Берк. От союза церкви с государством родилось нечто вроде мула, способного лишь уничтожать, а не давать приплод, и именуемого государственной церковью. С самого своего рождения он — чужой даже матери, в лоне которой зачат и которую со временем станет гнать и губить.

Это — плод той самой связи, которую так рекомендует мистер Берк. От союза церкви с государством родилось нечто вроде мула, способного лишь уничтожать, а не давать приплод, и именуемого государственной церковью. С самого своего рождения он — чужой даже матери, в лоне которой зачат и которую со временем станет гнать и губить.

Действиями испанской инквизиции движет не религия в ее исконной форме, а этот ублюдок, рожденный от союза церкви и государства. Сожжения на Смит-Филд [22] Площадь в Лондоне, на которой жгли еретиков. — дело его же рук; впоследствии именно возрождение этого уродливого животного в Англии вызвало среди ее обитателей вспышку злобы и нечестия, которая погнала в Америку так называемых квакеров и диссидентов.

Гонения не свойственны от природы ни одной религии; но они неизменно сопутствуют всем официальным религиям или религиям, установленным силой закона. Уберите прочь законодательные основания, и любая религия вновь обретет прирожденное ей милосердие. В Америке католический священник — это хороший гражданин, честный человек и добрый сосед; то же самое можно сказать и о служителе епископальной церкви, и это проистекает, независимо от людей, из того, что в Америке нет государственной церкви.