Зеев Бар-Селла - Сюжет Бабеля

«думается мне, что должно прийти — и скоро — плодотворное, животворящее влияние русского юга, русской Одессы, может быть (equi sait?), единственного в России города, где может родиться так нужный нам, наш национальный Мопассан. <���…>

Первым человеком, заговорившим в русской книге о солнце, заговорившим восторженно и страстно, — был Горький. Но именно потому, что он говорит восторженно и страстно, это еще не совсем настоящее.

Горький — предтеча и самый сильный в наше время. Но он не певец солнца, а глашатай истины: если о чем-нибудь стоит петь, то знайте: это о солнце. В любви Горького к солнцу есть что-то от головы; только огромным своим талантом преодолевает он это препятствие.

Он любит солнце потому, что на Руси гнило и извилисто, потому что и в Нижнем, и Пскове, и в Казани люди рыхлы, тяжелы, то непонятны, то трогательны, то безмерно и до одури надоедливы. Горький знает — почему он любит солнце, почему его следует любить. В сознательности этой и заключается причина того, что Горький — предтеча, часто великолепный и могучий, но предтеча.

А вот Мопассан, может быть, ничего не знает, а может быть — все знает; громыхает по сожженной зноем дороге дилижанс, сидят в нем, в дилижансе, толстый и лукавый парень Полит и здоровая крестьянская топорная девка. Что они там делают и почему делают — это уж их дело. Небу жарко, земле жарко. С Полита и с девки льет пот, а дилижанс громыхает по сожженной светлым зноем дороге. Вот и все. В последнее время приохотились писать о том, как живут, любят, убивают и избирают в волостные старшины в Олонецкой, Вологодской или, скажем, в Архангельской губернии. Пишут всё это самым подлинным языком, точка в точку так, как говорят в Олонецкой и Вологодской губерниях.

Живут там, оказывается, холодно, дикости много. Старая история. И скоро об этой старой истории надоест читать. Да и уже надоело. И думается мне: потянутся русские люди на юг, к морю и солнцу. Потянутся — это, впрочем, ошибка. Тянутся уже много столетий. В неистребимом стремлении к степям, даже, м[ожет] б[ыть], „к кресту на Святой Софии“ таятся важнейшие пути для России. Чувствуют — надо освежить кровь. Становится душно. Литературный Мессия, которого ждут столь долго и столь бесплодно, придет оттуда — из солнечных степей, обтекаемых морем».

Вот так, обласкавший Бабеля Горький — это не совсем настоящее, он, хоть временами великолепный и могучий, но лишь предтеча.

Мысль понятна, хотя не исключено, что и здесь пробивается голос Жаботинского:

«одно несомненно: г. Юшкевич сильнее своих предшественников и ныне здравствующих соратников».

Курсив принадлежит Жаботинскому, так что намек понятен: «Идущий за мною сильнее меня!».

И этот, идущий на смену, Мессия придет из Одессы. Точнее, уже пришел.

И знамя его — Мопассан!

В 1916-м — в первом «листке» — Бабель пересказывает его рассказ «Признание», через 10 лет он публикует «Признание» в собственном переводе {21} 21 Мопассан Гюи де. Собр. соч. в 3 тт. / Пер. с франц. под ред. И. Бабеля. М.; Л.: Земля и фабрика, 1926–1927. Т. 1 (1926). С. 125–135. , а в 1932-м выходит рассказ «Гюи де Мопассан», где изложена история о том, как в 1916 году Бабель «Признание» переводил. И о том, как вдохновленный этим рассказом, он поцеловал свою работодательницу Раису Бендерскую, был ею поставлен на место и за смелость вознагражден.

Событие это отнесено к зиме 1916 года. Если бы речь шла о зиме 1915–16 годов, уместнее было сказать: «в начале 1916- го», так что, скорее всего, время действия — декабрь 16-го. Тот самый декабрь, когда был напечатан «листок» «Одесса».

Итак, в декабре Бабель окончательно уяснил, каким путем пойдет. Даже еще раньше:

«учителем французского языка был там <���в коммерческом училище им. Николая І> m-r Вадон. Он был бретонец и обладал литературным дарованием, как все французы. Он обучил меня своему языку, я затвердил с ним французских классиков, сошелся близко с французской колонией в Одессе и с пятнадцати лет начал писать разсказы на французском языке. Я писал их два года, но потом бросил; пейзаж и всякие авторские размышления выходили у меня безцветно , только диалог удавался мне. Потом после окончания училища я очутился в Киеве».

Это из автобиографии, написанной в 1924 г. и опубликованной в 1926-м {22} 22 Писатели. Автобиографии и портреты современных русских прозаиков. Под ред. Вл. Лидина. М.: Современные проблемы — Н. А. Столяр. 1926. С. 27–29. Исправ. по рукописи — «пейзаж» вместо: «пейзане» — Е. И. Погорельской (Бабель И. Рассказы. СПб.: Вита Нова, 2014. С. 9). .