Николай Гуданец - Загадка Пушкина

Весной 1821 г. Пушкин написал «Кинжал», громоздкое ходульное стихотворение в духе французского лжеклассицизма XVIII века, которым маленький Саша упивался в отцовской библиотеке.

Живописцу по ходу работы нужно время от времени отступать назад и осматривать полотно в целом. Сходным образом поэту следует отстраненно перечитывать написанное и проверять, какие зримые картины возникают из сплетения слов.

Этого нехитрого технологического приема Пушкин словно бы не знал. Увлеченный преимущественно благозвучием слов, тщательно шлифующий переливы согласных и гласных, он почти не воспринимал свои строки зрительно. А потрудившись окинуть стихи редакторским взглядом, поэт увидел бы поразительное зрелище: тираноборец в «праздничных одеждах» и с кинжалом за пазухой притаился непосредственно под царским седалищем, встав на карачки «под сенью трона».

Но и без того патетические перехлесты «Кинжала» разят безвкусицей до смешного.

Вдобавок тема стихотворения развивается бессвязно. Загадочным образом к тираноубийце Бруту приравнены аристократка Шарлотта Корде, заколовшая революционера Марата, и студент Занд, зарезавший писателя Коцебу из патриотических побуждений. Республиканец, жирондистка и защитник отечества перемешаны в кровавом винегрете. Вывод ясен: снедаемый личной обидой Пушкин грезит уже не принципом вольности, а лишь сведением счетов и заманчивой свободой смертоубийства.

Прежде, чем под опекой сталинизма в пушкинистике возобладал кондовый и безальтернативный идейный подход, академик дореволюционной закваски П. Н. Сакулин мог написать: «Даже молодой Пушкин, в пору своего декабризма, в сущности не пел гимнов революции, а только свободе» 78. Сделав первый шаг в правильном направлении, далее ученый заскользил по поверхности. Тяжкая инерция штампов сбила его с панталыку и помешала разглядеть, что «певец свободы» попросту жаждет смыть свое унижение кровью.

Некогда Б. В. Томашевский пытался доказать, что в «Кинжале» Пушкин развивал «мысль о восхвалении кинжала, как стража свободы», и тем самым воспел «самый принцип мщения произволу» 79. Сосредоточившись главным образом на перекличках стихотворения с произведениями мадам де Сталь, исследователь словно бы не замечает, что восхитившее поэта убийство писателя Коцебу является именно актом варварского произвола.

Воспитательная ценность похвал терроризму очевидна для автора свежего школьного учебника, Ю. В. Лебедева. Он смущенно разъясняет подросткам: «вольнолюбие Пушкина именно в эти годы достигает своей вершины и, по русской размашистости, хватает через край». 80

Но стихотворение явно продиктовано не широкой русской душой и не вольнолюбием, а затаенной кровожадностью, обуревавшей Пушкина с детства, помноженной на горькую безысходную обиду. Здесь я почту за благо воздержаться от рассуждений в морализаторском ключе. Подчеркиваю, речь идет об уяснении психологического состояния поэта и причин перелома в его мировоззрении. Конечной же целью является неискаженное понимание его творчества, точнее говоря, надежда к такому пониманию приблизиться.

Коммунистические литературоведы наперебой фальсифицировали мотивы, по которым Пушкин впал в экстремизм, и, в частности, извращали пафос «Кинжала».

В приснопамятном 1937-м году В. Я. Кирпотин широкими мазками канцеляризмов радовал советского читателя: «Под влиянием революционного подъема в Европе и в России достигают своей высшей точки революционные ноты в творчестве поэта» 81.

Аналогичную дань въедливой сталинской идеологии приносит и Ю. М. Лотман: «Постоянное общение с Орловым, Раевским и другим кишиневскими декабристами делает Пушкина подлинным выразителем политических идей наиболее радикальных элементов в декабристском движении 1821–1822 гг. Он решительно заявляет себя сторонником идеи тираноубийства, все с большей настойчивостью обсуждавшейся в конспиративных кругах» 82.

Каким таким чудом Пушкин прознал о содержании конспиративных бесед, известно только Ю. М. Лотману.

Кажется, что творчество и факты биографии согласованы, а на деле их склеивает патока конъюнктурной лжи. (Насколько сознательным было вранье или же оно допущено чисто по глупости, вряд ли важно.)