Александр Руденко-Десняк - Выбор и путь. Заметки о современной прозе

Двухэтажный дом, построенный Кайхос­ро на удивление деревне, пропитан неист­ребимым запахом лжи и страха перед дей­ствительностью. В фундаменте этой семьи не оказалось ни капли любви. Кайхосро не­навидит Анну за то, что она причинила ему новые неприятности, ее сына Георгу за то, что тот прекрасно видит трусость бравого майора; родившийся в новом доме Петре с ненавистью относится к Георге, считая его возможным соперником с точки зрения наследства, и холодно презирает мать; с появлением внуков, Александра и Нико, стареющий Кайхосро начинает ненавидеть и их, ибо они самим своим появлением на свет и взрослением напоминают о дряхле­нии деда; внуки тоже не остаются в долгу, всячески мстя деду... Нет просвета в этом существовании сменяющих друг друга поко­лений, нет конца горю, потерям, ударам судьбы.

В двухэтажном особняке за огромным забором отсчитывают время привезенные издалека, диковинные, похожие на башню часы, но движение времени здесь — иллю­зия. Да и что может измениться, уйти впе­ред там, где задыхается все живое, где все застыло в оцепенении.

«Жизнь истекла, прошла мимо них...» Для обитателей дома окружающий мир так же загадочен, непознаваем и пугающ, как и тысячелетия назад. Не оттого ли разгово­ры о роке, преследующем семью, законо­мерно возникают на страницах романа?

Даже если и решаются обитатели дома на какие-то решительные поступки, они закан­чиваются или бессмыслицей, или трагеди­ей. Попробовали Нико с Александром вос­стать против заведенных в доме порядков (они взорвали свинью, любимицу деда) — и Александр остался без руки, попыталась внучка Кайхосро Аннета уйти из дома в поисках любимого человека, в поисках иной судьбы — и попала в руки к жестокому отупевшему насильнику.

«Бессмысленная, излишняя доброта лишь разжигает зло». «Излишняя доброта — тоже болезнь». «Это доброта твоя проклятая нас погубила...» Люди, населяющие дом Макабе­ли, или не понимают и не принимают добра, или бесконечно страдают, проявив его. Все гаснет здесь, все достойное человека пре­вращается в свою противоположность. Став инвалидом в результате своего естественно­го порыва, Александр становится и убеж­денным мизантропом, философом и певцом жизненного зла: «Уродство — это жизнь, случайно рожденная или случайно спасшая­ся; отец его — рок, и рок — его мать, оно неизбежность, непредвидимая потому толь­ко, что предвидеть его люди не хотят, по­тому, что оно их не устраивает!»

Это свободно льющееся повествование вряд ли может быть признано скрупулезным и многомерным исследованием прошлого. Эта семейная хроника несет слишком мало традиционных примет жанра: вместо чет­кой расстановки персонажей, за которыми легко угадываются социальные силы и со­циальные тенденции,— столкновение жесто­ких страстей, клубок противоречий, коре­нящаяся в подсознании людей задавлен­ность собственным существованием на земле, мрачный голос крови...

Если романист хотел убедить читателей, что уступки злу, страх перед действитель­ностью, равнодушие, неспособность к гу­манному поступку не только мало укра­шают людскую природу, но и ведут к нрав­ственной деградации человека, передава­ясь в известной степени по наследству, то такая цель, безусловно, достигнута. В ро­мане живут тревога и высокая требова­тельность к человеку. Мировоззренческая теорема может доказываться и «от про­тивного».

Это не значит, что роман однотипен и однопланов.

Да, связь романного действия с конфлик­тами и проблемами огромного окружающе­го мира, видимо, пунктирна. О реформе 1861 года сказано между прочим. О строи­тельстве железной дороги в окрестностях Уруки отрывочные сведения, не сведения — противоречивые слухи, которыми обмени­ваются урукцы. О Нико, втором внуке Кай­хосро, уехавшем в город, тоже нет внятных известий. Стал студентом, попал в террори­сты, осужден и сослан...

И тем не менее перед читателем роман немалой социальной наполненности.

При всей своей предначертанности и фатальности происходящее с родом Макабе­ли — отражение общего порядка вещей. Мысль о том, что проклятие семьи — отра­жение проклятого и неправедного окружающего мира, далеко не сразу внушается читателю, она зреет постепенно, исподволь, она вспыхивает тогда, когда становится не­переносимым зрелище человеческих стра­даний и исковерканных судеб.

Немногочисленные «выходы» из особняка Макабели в иные миры убеждают в том, что огромная страна — тот же дом без любви, милосердия и сострадания, только многократно увеличенный в размерах. Нико первым в роду понимает, что в его доме ничего не изменится, пока не будет корен­ным образом перестроено все здание цар­ской империи.