Валентин Иванов: Маршал М. Н. Тухачевский

Утверждения Тухачевского ничем и пикем не были опровергнуты. По существу, единственным доказуемым фактом, выдвинутым против Михаила Николаевича, были его давние споры с Ворошиловым и Буденным о роли кавалерии в будущей войне. Но мог ли он когда-нибудь подумать, что его огромная и плодотворная работа по созданию танковых войск, настойчивое отстаивание концепции ускоренного формирования крупных танковых соединений за счет сокращения численности и расходов на кавалерию будут расценены как вредительство, как подрыв боевой мощи Красной Армии?! С резкими обвинениями против Тухачевского, а также Уборевича и Яки-ра, разделявших его взгляды, выступил на суде по этому поводу С. М. Буденный. Подтверждался и поднятый на суде факт, что подсудимые вели между собой разговоры о том, чтобы обратиться в правительство с предложением об отстранении К. Е. Ворошилова от руководства Красной Армией. Причины, побуждавшие к подобному обращению, не выяснялись. Но сам факт расценили как террористические намерения в отношении К. Е. Ворошилова.

В «последнем слове» все подсудимые, за исключением Примакова, заявили о своей преданности делу революции, Красной Армии, лично товарищу Сталину. Раскаивались, если в чем-то и были виноваты. Просили о снисхождении. Еще во время следствия они взывали к справедливости в письмах к Сталину. Письма оставались без ответа. Сталин, Ворошилов, Молотов, Каганович, Маленков накладывали на них одну и ту же резолюцию: «Расстрелять!» Резолюция дополнялась злобными, бранными словами. В качестве примера подобной жестокости и цинизма на XXII съезде КПСС приводился случай с письмом Якира.

Стенограмма судебного процесса, уложившегося в один день, состояла всего из нескольких страниц. Это ли не говорит о примитивности разбирательства со столь тяжкими и многочисленными обвинениями?

В связи с завершением судебного процесса и приведением в исполнение приговора Нарком обороны К. Е. Ворошилов издал 12 июня приказ № 96. Приказ был обнародовал в газетах и навсегда вошел в историю как документ, воплощающий зло и вопиющую несправедливость, а также обличающий их вершителей. Повторив имена осужденных «врагов народа» и сфабрикованные против них обвинения, нарком заключал: они «стерты с лица земли, и память о них будет стерта и забыта», «армия укрепляется тем, что очищает себя от скверны» К

Нет, не стерта память о них. Правда восторжествовала и обнажила весь кощунственный цинизм этих слов. История опровергла и лживые слова об укреплении армии.

Приказ послужил началом развертывания широкой кампании по разоблачению участников «заговора» и причастных к нему лиц сначала в центральном аппарате Наркомата обороны, а затем и войсках, военных учебных и паучных учреждениях, конструкторских бюро. Призывы к повышению политической бдительности и «очищению армии от скверны» довели дело до того, что ни одна воинская часть не могла остаться в стороне, чтобы не найти в своих рядах хотя бы одного «заговорщика». В 1937—1938 годах около 40 тыс. человек командного состава стали жертвами необоснованных репрессий 205 205 См.: Правда. 1988. 17 мая. .

Не только родные, но и многие из тех, кто близко знал Михаила Николаевича, и тогда не поверили в его виновность. Об этом много написано в воспоминаниях о нем. Неверие высказывалось и за рубежом. Передо мной лежат письма известного литовского писателя А. А. Лепс-нониса. В то время в буржуазной Литве он с группой литовских коммунистов находился в заключении в каунасской тюрьме. Все опи с болью встретили трагедию Тухачевского. Советского маршала знали как выдающегося полководца гражданской войны, защищавшего завоевания Октября. Старые коммунисты вспоминали, что при наступлении его армий на Варшаву в Каунасе готовилось вооруженное восстание. Общую боль высказал член ЦК Компартии Литвы Айзикас Лифшицас. Он твердо заявил, что «Тухачевский никоим образом не был шпионом и никогда но мог им быть». Мнение Лифшицаса поддержала вся камера — 35 политзаключенных.

Много лет спустя после этих событий, уже после реабилитации, в квартире Ольги Николаевны Тухачевской в Москве на улице пилота Нестерова собрались сестры маршала. Пришли Елизавета Николаевна и Мария Никол аевпа. Только они и дочь Михаила Николаевича Светлана уцелели после обрушившейся па семью трагедии 1937 г. В этом доме мне по раз приходилось слышать о Михаиле Николаевиче, о семье Тухачевских. Как живой, открывался образ полководца, захватывало его человеческое обаяние. А сегодня вспоминали о его последних днях, о горькой судьбе семьи.