Артем Драбкин - Я дрался в штрафбате. «Искупить кровью!»

Прибыл на место, где был штаб дивизии: там полный разгром, трупы наши и немецкие, все в дыму. Начштаба дивизии мне говорит: «У нас горе. Во время боя пропало знамя дивизии…» Иду дальше, а на земле лежит совсем без сил, в окровавленном и обгоревшем обмундировании, дивизионный прокурор майор Березин. Он увидел меня и прохрипел: «Гимнастерку сними с меня…» А под гимнастеркой у него на тело намотано знамя дивизии. В критический момент боя, когда в месте дислокации штаба уже шел рукопашный бой, Березин увидел знамя возле двух погибших солдат из знаменной группы, сорвал его с древка и намотал на себя, надеясь, что наши найдут стяг на его трупе, когда прорвутся на помощь… Командир дивизии представил Березина к ордену Ленина, но в итоге дивизионный прокурор был награжден орденом БКЗ.

— Что такое ВПС? Военно-полевой суд?

— Военно-полевые суды — ВПС — были созданы по Указу Президиума ВС СССР от 19.4.1943, и занимались они наказанием. Как было дословно сказано в тексте указа: «…наказания немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев… для шпионов, изменников Родины из числа советских граждан и для их пособников…»

Это были чрезвычайные органы, единственные в стране, имевшие право приговаривать к смертной казни через повешение.

Рассмотрение дел в ВПС проводилось в ускоренном и упрощенном порядке, сразу после освобождения от немцев нашей территории. Тех предателей, кого удалось схватить при немецком отступлении, допрашивали особисты или обычные армейские следователи прокуратуры, собирались на месте свидетельские показания, и предателя судили при скоплении жителей того города или села, где этот изменник лютовал и творил свои злодеяния. Под суд ВПС мог попасть и немец в форме вермахта, если у него находили фотографии, на которых изображены казни и расстрелы советских людей с его участием, и «поджигатель-факельщик» — схваченный на месте преступления или изобличенный позже. Председательствовал в ВПС старший по званию офицер из той дивизии, которая занимала данный район. Им мог быть генерал, скажем, командир стрелковой дивизии, или член ВС армии. В состав ВПС входили также представитель особистов, еще обязательно «политотделец» старшего ранга и военный прокурор.

ВПС не были постоянной судебной структурой, и они организовывались только после освобождения части нашей территории. Мне один раз пришлось участвовать в ВПС. На Кубани, в станице Камышеватской, были схвачены двое местных палачей — комендант Павлик и начальник полиции Игнатенко. Мы обнаружили в станице многочисленные трупы мирных граждан, сброшенные в выгребные ямы. Я вел расследование (за одну ночь в подвале уцелевшего здания были проведены 22 очные ставки) и к утру составил обвинительное заключение. ВПС состоялся на станичной площади, и когда двум предателям объявили приговор: «Смертная казнь через повешение», то из соседней станицы немцы начали артобстрел по Камышеватской. На площади, под обстрелом, поставили две виселицы и вздернули на веревках этих сволочей-убийц.

После того как наши войска перешли государственную границу, актуальность и необходимость ВПС резко снизилась, и данный вид судебного рассмотрения постепенно сошел на нет.

— А кто приводил в исполнение расстрельные приговоры?

— По существующему положению расстрельные приговоры приводил в исполнение Смерш, для этого привлекались красноармейцы из «особистских комендантских взводов охраны» или непосредственно оперуполномоченные ОО или Смерша. Ответственность за исполнение приговора лежала на них. Но я лично не помню такого, чтобы, даже в первый год войны, расстрел мог быть произведен и комендантом трибунала дивизии или комендантом штаба обычной воинской части.

По закону, если речь шла о показательном «демонстративном» расстреле, было обязательным присутствие работника армейской прокуратуры.

Я один раз был на таком расстреле, «поставили к стенке» офицера-дезертира с поля боя, обвиненного по статьям 193-17 и 193-8а, и понял, что видеть такое еще раз не особо хочу, и попросил полковника Генина, чтобы он больше меня не посылал на подобные «мероприятия».

— Вынесение не обоснованных по своей жестокости приговоров в практике трибуналов. Когда такое случалось?

— В 1942 году на Северном Кавказе, когда я еще служил судебным секретарем, к нам прикрепили САД (смешанную авиационную дивизию), в которой не было своих военных юристов. И как раз вышло постановление ГКО об ужесточении мер наказания за порчу военной техники, по которому каждый случай — «летное происшествие», во время которого пилоты били свои самолеты при вынужденной посадке, при этом приводя технику в негодность, — должен был рассматриваться как «уклонение от боя» и «заведомо спланированное дезертирство». А на фронт в авиачасти присылали из училищ молоденьких летчиков, девятнадцатилетних пареньков в сержантском звании, которых от силы успели в тылу обучить по программе «взлет-посадка». Вот они по неопытности и разбивали свои самолеты на вынужденных посадках или из-за потери ориентировки не выполняли боевую задачу. А за это, по постановлению ГКО, полагался трибунал, и нередко приговор был расстрельным. Сами трибунальские судьи понимали, что это чрезмерно жестокое наказание, но что они могли поделать? Выполняли слепую волю начальства, приказ ГКО, подписанный самим Сталиным. В начале 1943 года за подобные вещи уже перестали автоматически направлять в трибунал: в каждом случае досконально разбирались уже в самой авиадивизии, с участием инженерной службы и оперуполномоченного из ОО. «Гайки» стали откручивать в обратную сторону.