Однако уже с 1818 г. в декабристских кругах все более распространялось скептическое отношение к идее использования правительства в освободительных целях Одновременно резко падал личный авторитет Александра I. Точный мемуарист И. Д. Якушкин писал, что, если в 1815 г. "императора, однако же, все еще любили, помня, как он был прекрасен в 13 и 14-м годах", то в 1818 г. "никто из нас <���декабристов. — Ю. Л.> не верил в благие намерения правительства" (Записки, статьи, письма декабриста И. Д. Якушкина. М., 1951, с. 10, 19). К этому же времени относятся и язвительные выпады П против фрунтомании Александра I, его покровительства Аракчееву и все более реакционной внешней политики. См.: "Сказки" (Noël), эпиграммы. Не исключено, что в конце пребывания в Петербурге П начал вынашивать планы личного участия в цареубийстве. Тема эта появляется в надписи "Се самый Дельвиг тот…" (см.: Цявловский М. А. с. 47–58). Ю. Г. Оксман видел намек на нее в послании "К Чаадаеву", видимо, о том же говорил П в неотправленном письме к Александру I летом — осенью 1825 г. (см.: XIII, 227).
Эволюция отношения П к Александру I в основном совпадала с эволюцией взглядов декабристов.
Ссылка на юг закрепляет в высказываниях П о царе тон личной насмешки. Он не только "Август" (а позже — "Тиверий"), но и "Иван Иванович" ("Ты знаешь, что я дважды просил Ивана Ивановича о своем отпуске чрез его министров — и два раза воспоследствовал всемилостивейший отказ. Осталось одно — писать прямо на его имя — такому-то, в Зимнем дворце, что против Петропавловской крепости" — XIII, 85–86), и "Цензор" ("Чорт с ними и с Цензором" — XII, 219). Своеобразной вершиной этой цепи насмешек является "Воображаемый разговор с Александром I" (см.: Бонди С. Подлинный текст и политическое содержание "Воображаемого разговора с Александром I". — "Лит. наследство", 1952, т. 58, с. 167–194). Однако одновременно П не оставлял мысли оценить деятельность Александра I как "главы царей" в более серьезном жанре ("Недвижный страж дремал на царственном пороге…" (1824) — II, 1, 310–312). В 1822 г. в стихотворении, не предназначенном для печати и свободном от оглядки на цензуру — "Послании цензору", П наметил такую концепцию царствования Александра I: мрачному периоду господства Аракчеева и мракобесия Магницкого противостоит
Дней Александровых прекрасное начало
(II, 1, 270).
В стихотворении 1836 г., обращенном к друзьям-лицеистам ("Была пора: наш праздник молодой…"), П вспомнил Александра I 1815 г., окруженного ореолом победы и славы. Тем более примечательно, что в сохранившихся отрывках десятой главы образ умершего царя лишен каких бы то ни было оттенков — он дан в едином и безусловно сатирическом ключе, восходя по способам художественного решения к эпиграммам и «Сказкам» (Noël, 1818), а не к «высокой» лирике типа оды "Вольность", стихотворения "Недвижный страж дремал на царственном пороге…" и др. Эпиграмматический стиль, перенесенный в обширное историческое повествование, вызывал, с одной стороны, ориентацию на Тацита ("великого сатирического пис. <���ателя>", по выражению П — XI, 316), а с другой — на "Дон Жуана" Байрона.
, I — Вл<���аститель> слабый и лукавый — Ср.:
Недаром лик сей двуязычен.
Таков и был сей властелин:
К противочувствиям привычен,
В лице и в жизни арлекин
(III, 1, 206).
Обвинение Александра I в лукавстве и двуличии широко было распространено среди современников. Наполеон называл русского императора "византийцем". Наблюдавший царя во время Венского конгресса Михайловский-Данилевский записывал: "Опыт убедил его, что употребляли во зло расположение его к добру, язвительная улыбка равнодушия явилась на устах его, скрытность заступила место откровенности <���…> Перестали доверять его ласкам, если он кому-либо их оказывает, и простонародное слово «надувать» сделалось при дворе общим; может быть, оно не для всех будет понятно, но кто хорошо знает нашу эпоху, согласится, что оно и есть лучшая характеристика оной" (цит. по кн.: Шильдер Н. К. Имп. Александр Первый, его жизнь и царствование, т. III. СПб., 1897, с. 273–274).
2 — Плешивый щеголь враг труда … — Плешивый — в песне XIV "Дон-Жуана" Байрона Александр I назван "плешивым фанфароном"; ср. в воспоминаниях Смирновой-Россет: "Вошел Александр Павлович, тотчас повел рукой по своей лысине". (Смирнова-Россет А. О. Автобиография. М., 1931, с. 89). В дневнике 1834 г. П записал свой разговор с великим князем Михаилом Павловичем: "Разговорились о плешивых: — Вы не в родню, в вашем семействе мужчины молоды оплешивливают. — Государь Ал. <���ександр> и К.<���онстантин> П.<���авлович> оттого рано оплешивили, что при отце моем носили пудру и зачесывали волоса; на морозе сало леденело, — и волоса лезли" (XII, 334).
Читать дальше