Нина Воронель: Оригиналы

Хоть меня это суждение смутило, я Славе поверила – ведь и впрямь драматургия Ханоха Левина не похожа на то, что охотно представляют театры мира.

Однако сейчас, через несколько лет после смерти драматурга, слава Ханоха Левина начинает набирать обороты. Во Франции девять театров ставят его пьесы - девять театров во Франции, это много или мало? Зависит от того, с чем сравнивать – если с Шекспиром, то мало, если с

Ханохом Левином прошлого десятилетия – то грандиозно! Но это сейчас. А когда он сам ставил свои пьесы, и ставил весьма и весьма неплохо, никто в Европе им не заинтересовался!

Что же заставило французов вдруг полюбить нашего странного печального драматурга? Его странность, его печаль или что-то другое, более простое и понятное?

Уже не секрет, что 21 век начался давно невиданным размахом антисемитизма, который шаг за шагом выходит на центральную арену истории. Эти безобразным недугом охвачены ведущие телевизионные каналы, ведущие европейские газеты и ведущие европейские университеты, еще вчера кичившиеся своем либерализмом. Идет бурный процесс демонизации евреев и превращения Израиля в главную угрозу мировому спокойствию. Если вслушаться в слаженный хор европейских интеллектуалов, можно явственно уловить набирающее силу желание принести евреев в жертву и с облегчением расслабиться.

Но где-то в глубине антисемитских сердец европейских интеллектуалов, - не на поверхности, конечно, а под плотным слоем страха, нагнетаемого арабским террором, еще теплятся остатки прошлых убеждений. Еще не совсем забыты времена, когда было стыдно считаться антисемитом. А тут, как нельзя кстати, под руку подворачивается Ханох Левин, талантливо этих евреев принижающий, проклинающий и со знанием дела разоблачающий их отвратительную сущность.

И на душе становится так хорошо и легко.

«Мы не виноваты, – утешают себя бывшие либералы, - мы видели вчера пьесу Ханоха Левина, а он ведь израильтянин и еврей! Что же делать, если нам отвратительны его герои с их вечными жалобами на импотенцию и несварение желудка, с их неспособностью любить не только других, но даже самих себя! Он сам израильтянин и еврей, а так их не любит! Почему же должны любить их мы – благородные и справедливые обладатели здоровой мужской потенции и хорошего пищеварения? Так стоит ли из-за этих жалких уродов подвергать опасности нашу несравненную европейскую цивилизацию? Стоит ли ради них рисковать нашим миром и благополучием?»

А тут уж недалеко до проклятого, немножко постыдного, но уместного вопроса – может быть, не так уж неправ был Адольф Гитлер, приложивший столько сил для уничтожения вредоносного еврейского племени?

Боюсь, что сегодня Ханох Левин мог бы на этот вопрос ответить утвердительно.

В тот светлый период шестидесятых, когда советские вожди выращивая кукурузу в тундре, еще не помышляли о вводе своих танков в дружественный Афганистан или в братскую Прагу, советские интеллектуалы вообразили, что не позже завтрашнего дня наступит истинный расцвет демократических свобод. В те сладкие дни смелых дерзаний и необоснованных надежд режиссер Геннадий Юденич создал передвижной театр-студию "Скоморох", который с ходу сделал заявку на пересмотр основных принципов отечественной историософии. Геннадий Юденич так и назвал свой спектакль: "История государства Российского" - на меньшее он не претендовал.

Под неприхотливый рефрен "земля у нас богата, порядка только нет" неизменные и вечные Ваня и Маша никак не могли разорвать заколдованный круг рока. Снова и снова они, невзирая на эпоху, любили друг друга, а эпоха каждый раз разлучала их, оставляя очередную Машу горько рыдать над окровавленным трупом очередного Вани. На смену старому царю или князю приходил новый, Ванин сын подрастал и встречал свою Машу, они любили друг друга, но вновь случалась война или террор, и вновь безутешная Маша рыдала над Ваниным трупом. Не только манерой построения, но и лихой балаганной условностью спектакль вызывал ассоциации с известной народной песенкой "У попа была собака..." и очаровывал зрителей отчаянным разгулом висельного веселья. Даже трагический подтекст не мог унять восторг залихватского присвиста, молодецкого притопа и скоморошьего обличительного смеха.

Жадная до политических намеков и прозрачных аналогий публика встретила спектакль на ура: после короткого бродяжничества по алтайским и сибирским клубным сценам театр Юденича триумфально въехал в Москву. Пару лет он был нарасхват. В переполненных залах Дома журналиста, Дома кино и Дома писателя, в клубах научно-исследовательских институтов осмелевшие "сливки" столичной научно-художественной интеллигенции горько хохотали и восторженно плакали над судьбой Вани и Маши, так трогательно напоминающей их собственную судьбу.