Виталий Чечило - Солдаты последней империи (Записки недисциплинированного офицера)

За авторотой в облаке дыма, с дрожанием земли, гордо выезжали МАЗы, – они всегда были на ходу. У них, сук, даже боксы были тёплые – ракетная техника. Следующий этап – разгрузка личного состава и провианта – также превращался в кошмар. Следом за командой «По местам!», после того, как все уселись по машинам, наступало неопределенное время ожидания, тянувшееся 6-7 часов кряду. Кормить никого не собирались. Солдаты нервно курили и тоскливо смотрели в сторону столовой. Повара и кухонный наряд обжирались завтраком. Все время нашего ожидания стратеги в штабе разрабатывали диспозицию вывода части в запасной район. Все боялись принять решение, половина машин не на ходу, а ехать надо – все сроки истекают. Поэтому все друг друга обманывали. Командир смотрел на колонну длиной в несколько километров, дело шло к вечеру, курево кончалось. По колонне сновала сытая тыловая сволочь: все эти начпроды, писаря, и поддатые медики. У них в машине был харч и спирт, больных бросали на фельдшера, который потом сожительствовал с бедными солдатами в подвале. Санчасть была, как публичный дом, порядочные солдаты боялись туда ложиться – сначала трудотерапия, потом голодная диета и, как итог, насильственное мужеложество.

Дальше – больше… Особо жестокой была процедура мытья солдат в полевой бане в пустыне зимой. Лично я категорически отказывался – лучше под трибунал. Был у нас один садист, Белкин, он и изголялся. На ветру ставили палатку и пытались нагреть несколько бочек воды до температуры человеческого тела. Солдаты, спавшие у выхлопных труб МАЗов, были невообразимо грязными. Грязь въедалась в тело, вода стекала с него, как с гуся. Отмыть их можно было только бензином или стиральным порошком в стационарной бане. Когда эту баню – крематорий топили, все прятались, солдаты начинали кашлять, прикидываясь больными. В полевых условиях в санчасть никого не принимали из-за престижности теплых мест для спанья. Инстинкт подсказывал: расслабишься – пропадёшь. Если некоторые подразделения приезжали в сапогах, а другие в валенках, можно было проснуться в одних портянках. Откуда валенки у узла связи? Прапорщик пропил их ещё прошлой зимой. Люди, как звери в стае, делились на своих и чужаков. Никто не выходил из своего района – вокруг вертелись чужаки…

Хуже всего доставалось клубным работникам и писарям. В подразделениях было тесно: мы спали в БМДС, в тепле, вповалку офицеры, прапорщики, солдаты. Вокруг часовые, связь только по селектору. Штабная элита буквально за несколько дней превращалась в чмуриков. Жили в утепленной байкой «зимней» палатке или в клубной машине КУНГ-ГАЗ-66. С ними же обитали: секретарь комсомольской организации полка и завклубом. Больше некуда было деться. Завклубом даже пришел к моей машине:

– Нет ли у вас горячего чайку попить?

– Пошли его, старшина, на хуй.

Мой старшина срочной службы Галкин добавил сквозь зубы:

– Вам же сказали, командир роты, что идите на хуй. Ходят тут, чай просят, и не стыдно вам?

Их ещё заставляли оформлять наглядную агитацию, служившую солдатам на подтирку. Даже повара ими брезговали, норовили зачерпнуть сверху, не помешивая, и вылить, не глядя, на шинель. У меня был настолько толковый старшина, что повара спали у нас, шеф-повару даже дали матрац. Харч все равно был паршивый, зато набирали снизу, и ели мы в первую смену. Под конец, когда приползала какая-нибудь четвёртая команда, остатки разводили водой, чтобы хватило всем.

Не было ни отбоя, ни подъёма, солдатам нравилось – лежали спокойно. От ночного безделья беспощадно резались в карты. Мы несли охрану позиционного района, поэтому были вне всякого контроля. Полагалось ставить парные посты, секреты, патрулировать… Зная нашего солдата, я не рисковал отпускать его дальше десяти метров, мочились с машины.

Единственным офицером, к которому солдаты относились с уважением, был майор Колпаков – начальник инженерной службы. У него с собой было ружье, он брал солдат на охоту, и, как и я, жрал с солдатами из одного котла. Для офицеров накрывали отдельно, даже масло давали. Я знал, что такое кончается плохо, и не отделялся от личного состава. Командир должен сидеть с солдатами в одном окопе и вместе с ними кормить вшей.

Прожив в таком блядстве несколько дней, я понял, что нужно решать продовольственную проблему. Посоветовался с прапорщиком, склонив шеф-повара, свез казахам мешок лука, который выгодно обменяли на пряники и вино. Те были, как кирпич – долго жуешь, но питательные, рота ела два дня. Через два дня мы свезли подсолнечное масло и обменяли на тот же ассортимент. Приценились к складу картошки, но дали отбой. Мы бы продали и вермишель. Ключи от продмашины были у нас, часовой тоже стоял «наш». Шеф-повар был беспробудно пьян.