Виталий Чечило - Солдаты последней империи (Записки недисциплинированного офицера)

Назначение на Байконур я воспринял стоически. Во-первых, солдат службы не выбирает, а, во-вторых, могло быть и хуже, например в Аральск или Сары-Азек, Джезказганской области. Оставался ещё Дальний Восток, где год шёл за три, как на войне. Туда даже очередь стояла, служили одни блатные: делать нечего – ходи на охоту, бей медведей, лови красную рыбу, жди, пока боеголовка упадёт. Конечно, в Плесецке климат куда лучше, чем в Казахстане: зима, лето, морошка… Но на Байконуре, по-крайней мере, был построен современный город Ленинск, содержание которого обходилось к началу 80-х годов в миллиард рублей. В кои-то веки большевикам удалось построить что-то путное, да ещё в абсолютно враждебной человеку среде. Если воспринимать архитектуру, как овеществлённое время, то в пустыне эта борьба человека со временем изначально обречена на провал. У казахов, вообще кочевников, отсутствует чувство времени в нашем понимании, согласно с иудо-эллинской культурной традицией. Они не создают материальных форм. Казахи брезгуют жить в каменных строениях. Из вечного они строят только мазары и мавзолеи. Сами казахи не твёрды в вере, хотя обрезать их начали со времён Таммерлана. Из всех обычаев только хоронят согласно мусульманскому обряду. Святые места – пережиток язычества, представляли собой кучи камней.

Человек по роду своей деятельности – хронофаг. Когда он дерзнул построить из камня, то восстал против Бога. Один из примеров тщеты человеческих усилий – кирпич. Теоретически, обожжённый кирпич в условиях пустыни вечен. Однако соль разъедает его полностью и удивительно быстро. Стены туалетов в солдатских казармах выпадают лет через пять.

Ленинск разделил судьбу всех бывших до него городов. Когда летишь на вертолёте, внизу видны руины самых различных эпох. К ним органически присоединились и новейшие – брошенные старты. Например: 113-я, с которой запускали на Луну; 118-я – посадочная площадка '"Бурана»; 41-я, на которой погиб маршал Неделин… В «честь» маршала рядом разместили хоздвор с полудикими свиньями, а подземелья заполнили собаки коты и.. дезертиры.

Впечатление мистическое. Едешь по пустыне, а вокруг – воронки, ежи, надолбы, выдолбы, долбоебы – все основные виды инженерных сооружений. Как будто находишься в блокадном Ленинграде или осматриваешь «зубы дракона» на Линии Зигфрида. Гектары бетонных столбов, о которые должна была разбиться упавшая после неудачного пуска ракета. Строительство 50-х годов уже странно для современных ракетчиков. Археологи будущего не поймут смысла этой цивилизации, и потомки вряд ли поведают им об этом что-то осмысленное. Где-нибудь на 80-й площадке ощущаешь себя инопланетянином: проржавевшая ж/д ветка со сгнившими шпалами, железобетонные бункеры, сферические танки для кислорода, ветер свистит в параболических антеннах… Каково казаху пасти там овец? Что он сможет рассказать об этой цивилизации потомкам, когда ни дед, ни отец, на глазах которых всё это строительство происходило, не смогли поведать ему о предназначении этих руин?

Надо сказать, что кроме времени, кочевники не воспринимают и иных абстрактных величин, например, мер длины. «Два метра» для них ничего не значит. Казах всё меряет по окружающим предметам : «большой, как верблюд» – это как дом или тепловоз. В категорию «маленький, как мышь» вписываются все предметы, которые меньше ишака – например, кот или петух. Основных мерила три: овца, конь или верблюд. «Пять верблюдов» – это вообще много; но масштаб руин несоизмерим даже с такой величиной. Поставь верблюда на фоне такой мачты – его и не увидишь, в то время как верблюд и пирамиды вполне соизмеримы. Можно сфотографировать одного на фоне другого.

Разрушения особенно усилились после высыхания Аральского моря и превращения его в систему гнилых соляных болот. Процесс этот геологический. Фактор человеческой деятельности был сильно преувеличен желавшими погреть руки на повороте северных рек. Слишком ничтожен человек по сравнению с великолепием природы. Знакомые космонавты как-то признались мне, что следы цивилизации на Земле из космоса не различимы. Экология – не более, чем бизнес «зелёных». Один вулкан извергает из ада больше окиси углерода и серы со стронцием и полонием, чем все автомобили и паровозы за столетие. Уместно вспомнить, что в викторианской Англии проблему промышленных отходов создавал конский навоз. В Лондоне даже процветали целые акционерные общества, занятые его захоронением, пока в Первую Мировую лошадей не съели автомобили.