Василий Молодяков - Венок Брюсову. Валерий Брюсов в поэзии его современников

Я поздравляю вас, как я отца
Поздравил бы при той же обстановке.
Жаль, что в Большом театре под сердца
Не станут стлать, как под ноги, циновки.

Жаль, что на свете принято скрести
У входа в жизнь одни подошвы; жалко,
Что прошлое смеется и грустит,
А злоба дня размахивает палкой.

Вас чествуют. Чуть-чуть страшит обряд,
Где вас, как вещь, со всех сторон покажут,
И золото судьбы посеребрят,
И, может, серебрить в ответ обяжут.

Что мне сказать? Что Брюсова горька
Широко разбежавшаяся участь?
Что ум черствеет в царстве дурака?
Что не безделка – улыбаться, мучась?

Что сонному гражданскому стиху
Вы первый настежь в город дверь открыли?
Что ветер смел с гражданства шелуху
И мы на перья разодрали крылья?

Что вы дисциплинировали взмах
Взбешенных рифм, тянувшихся за глиной,
И были домовым у нас в домах
И дьяволом недетской дисциплины?

Что я затем, быть может, не умру,
Что, до смерти теперь устав от гили,
Вы сами, было время, поутру
Линейкой нас не умирать учили?

Ломиться в двери пошлых аксиом,
Где лгут слова и красноречье храмлет?..
О! весь Шекспир, быть может, только в том,
Что запросто болтает с тенью Гамлет.

Так запросто же! Дни рожденья есть.
Скажи мне, тень, что ты к нему желала б?
Так легче жить. А то почти не снесть
Пережитого слышащихся жалоб.

Как подойти к Вам, многогранный дух?
Уж многим посвящал я дерзновенно слово
И толпам заполнял настороженный слух
Порой восторженно, порой, быть может, ново.
Но робок я пред целым миром снов,
Пред музыкой роскошных диссонансов,
Пред взмахом вольных крыл и звяканьем оков,
Алмазным мастерством и бурей жутких трансов.
Не обойму я Вас, но уловлю я нить
Судьбы логичной и узорно странной.
И с сердцем бьющимся я буду говорить
Пред входом в храм с завесой златотканной.

Я маленький и ничего не знаю, —
Существованье трудно оправдать.
Смогу ль, как ты, нести и славить знамя
Борьбой освобожденного труда?

Я лишь одной мужицкою тоскою
И то едва ль успел переболеть,
Меж тем как ты, чтоб мысли бег ускорить,
Взрывал могилы потускневших лет.

Тебе века избороздили сердце.
Их смысл туманный силясь разгадать,
Ты впитывал глазами иноверца
В страницах заключенные года.

Ты в древности, как золотоискатель
В заманчивых далеких рудниках.
Тебя, как сына лучшего, ласкала
Истории тяжелая рука.

Тебе седого времени изломы,
Как этот день. В утраченном былом
Ты проходил раздумчиво, как дома,
Меж величавых мраморных колонн.

Я маленький, и было бы мне трудно
Простой урок раздельно повторить.
И помню только: проходили гунны…
Афины помню и Великий Рим…

Я не горел огнем тысячелетий.
Мне жаль, что – равнодушный к красоте
Иных веков – я лишь теперь заметил
Следы тобой изведанных страстей.

В пути – чадрой закутанные лица,
Сказаний волн не слышу со скалы.
Хочу, как ты, к прошедшему склониться,
Чтобы смелей в грядущее отплыть.

Вдали от злобственных укусов
Как Фауст – средь книг и песен Муз,
Валерий Яковлевич Брюсов
Живет у Башни, где в союз
Вводил масонский – хмурый Брюс
Терявших закоснелость руссов.
А я, питомец русских «Брюсов»,
На сухаревский ли лоток
Сменял «гран-мэтров» молоток,
Науки мелкой черепками
Заняв себя и молотками
Музейных сумрачных витрин,
Где бог палеолита – сплин?
О нет! И Брюсов календарь,
И строчки Брюсова в мой ларь.
Их не продам за полки прозы
Сухой учебы! И занозы
От стрел оленьевой поры
Горят во мне, как зуд игры.
На Малой Знаменке дом семь
От двери с цифрой «двадцать восемь»
Сквозь снежный двор, где я живу,
Мой путь, – во сне иль наяву
Мне тень перебегает лосем,
И жажду – севера иль лыж,
Где обгорелый сердца пыж
В мишень скитания забросим.
Вчера запел Ваш телефон
Унылой вестью о недуге.
Ужели на постели – фон
Фигуры, свившей путь во вьюге?
Но не подагрою отцов,
Не расслаблением вельможи
Вас приковал на строгом ложе
Болезни искус! И закон
Ассоциации неложной —
Утеха мне – со всех сторон,
Везде судьба шлет четкость знаков
Своих отметин и путей:
Сегодня Брюсов, как Иаков,
Стал хром в борьбе с Еговой дней,
Включившим спор в пределы тела.
Но завтра – воля одолела! —
И снова – грозный, как Тиртей,
Как Байрон с острою отвагой, —
Он, опьянен кровавой влагой,
Вина, боренья и тревог —
Переступивши за порог,
Об ассирийском льве напомнит.
О, Рок-сульптор. В каменоломне
Твоих затей есть барельеф,
Где с перебитой лапой лев
Еще грозней, еще огромней!..
Пока напрасен наш сговор
В музее встретиться и спор
Вести над мамонтовой костью,
Иль милой свастики узор
Найти под вековой коростью.
Но нас олений ждет убор
Эпохи бронзы и железа,
И все сокровищницам Креза
В нем иронический укор.
И как перебегая двор,
(Когда иду) ночные тени,
В мой сон вбежавшие олени
Из дымных дней, где у костра
Игла художника остра
И где водители-поэты
Свои заклятья – в амулеты
Им напевали до утра.
Скорей, немедля поправляйтесь,
Сие избавит Вас потом
От скверным писанных стихом
Моих посланий. Улыбайтесь
Еще тому, что только сто —
Не триста строк включил листок.