Мы побеждали.
Смотри – ликую.
Мы победили.
Горю. Горишь?
Звено из стали
В тюрьму немую.
Изжитой были
Слепая тишь.
И вновь мы в мире только двое:
Лишь ты и я, лишь я и ты.
Но что нам эхо верховое
Добросит книзу с высоты?
Две силы бьются в равном бое,
Орел летит, язвит змея,
И падаем мы в вечность двое:
Лишь я и ты, лишь ты и я.
30 сентября 1919
Я чту его определенность,
Его размеренную медь,
Его уменье петь влюбленность
И не любить, и не гореть.
В его напевах напряженность,
И от годов им не истлеть:
Он – в море брошенная сеть,
Чтобы измерить всю бездонность,
Изведать тайны глубины
И цвет изменчивой волны,
Пройти дорогой отражений
И в четком зеркале теней
Явить и ярче, и ясней
Боль вечных взлетов и падений!..
1920
«Уходит нежный день с повинной головою…»
Уходит нежный день с повинной головою,
Тлеет на западе его последний кров;
И небо позднее вскипает над Москвою
Умелым пламенем латинских облаков.
Я ветру говорю: «Уже звездам являться,
Уходу тучных туч ты песней помоги:
Шагам Юпитера пристало удаляться,
Когда Венерины послышатся шаги!»
<1920>
Вверх голубым дном
Март звонко и плотно.
Всем покидающим этот дом
Поручаю фиалки, сумерки и болота.
А мне безвыездно жить помоги
В сердце твоем, где весна слаба.
Продана, продана за долги
Наша выгоревшая судьба!
Только решились ее замкнуть,
Только окрепли проститься с ней,
Как захлестнуло последний путь
Голубым таяньем черных дней!
Некуда, некуда, нежный друг, —
Песнями не облетишь суженой!
Звонко проветренный – твой досуг
Пламенем прожит и мной заслужен.
27 марта 1921
Брюсов – певец, из мастеров терпеливейший мастер.
Опытом всех превзойдя, римскою тогой гордись.
Не Маяковщина, нет, даже не Блока «Двенадцать» —
Муза классических форм вычертит поступь судеб.
Переживем как-нибудь и балаган недоучек,
Переживем палачей кисти, пера и резца.
Скифские годы пройдут, имажинистские годы…
Только душа – что алмаз магом граненых стихов.
<1922>
Многоликий
Сонет-акростих
В пещерах древних снов затворник – и пророк,
Аллей ликейских друг – и оргиаст бессонный,
Людских морей волна – и странник, в даль влюбленный…
Ему и жизнь, и смерть судил постигнуть рок.
Равны в его мечтах святыня и порок,
И, сердце пепелить на пытке обреченный,
Юпитер – зодчий грез, Гефест в ковальне строк,
Блистающим стихом явил он пепл сожженный.
Рабом Эроса он в алькове долгий срок
Ютится в душной мгле. Но, слыша Третий Рог,
Свергает гнет с души, каким ее он сгорбил,
Орфеем вновь встает, чтоб Urbi at que Orbi
Воспеть тебя, Любовь, и круг земных дорог,
Узнать, что все – на миг, и стать герольдом скорби.
<���Декабрь 1923>
В те дни я отдан был снегам,
Был север строг, был сумрак долог,
Казалось, никогда ветрам
Не распахнуть свинцовый полог.
Мой темный, низкий потолок,
Иная жизнь здесь только снится…
Но вот, на золотой песок
Выходит гордая царица.
Царица – жаркая мечта,
Я бедный раб, нубиец черный,
Мне не обресть ее уста
И не расторгнуть плен позорный…
И только в звонком полусне
Благоуханные баллады…
Но вот, иная даль в огне,
И гнев вздымает баррикады.
И каменщик, подняв кирпич
Над стройкой тягостной, острожной,
Задумался, услышав клич
Свободы близкой и возможной…
Любовно закрываю том,
Уж ночь, а не могу уснуть я:
За далью – даль, чудесным сном
Встают «Пути и перепутья».
<���Декабрь 1923>
Пятьдесят лет. У Скинии Завета
Гремели трубы и Первосвященник
Благословлял собравших лет избыток
На радость и на отдых годовой.
Нет отдыха поэту!
Есть избыток:
Он собран жизнью, полной стройных песен
О счастье, о тоске, о строгой страсти,
О городе, о мире, о восстаньи,
О правой мести, о былых веках,
О будущем великом совершеньи.
Но это нам, а новый труд – поэту.
Еще дрожал пальбою этот город,
Еще дымились баррикады Пресни,
Еще мычали чьи-то поздравленья
О наступавшем правовом порядке,
Когда Валерий Брюсов крикнул: «Нет!»
«Нет, мне не надо травоядной жвачки,
Я не войду в парламентский загон,
Я срам пред ликом будущих веков
Другим предоставляю. Дети молний,
Кующие восстанье! Дети дня
Искусственного, под крепленьем шахт —
Разбейте эту жизнь и, с ней, меня!»
То было восемнадцать лет назад.
Поэт, Вы помните «довольных малым»?
Их небывалый смерч отбросил в смерть,
Не видно даже пыли их паденья,
А Вы?
Напрасно ль в шахтах нашей речи
Вы вырубали пламенной киркою
Базальты слов и образов трахиты?
Напрасно ли Вы каждое страданье,
Каждую радость отливали в формы
Закрытые в придавленную жизнь?
Напрасно ли Вы ели хлеб насмешки,
Напрасно ли Вы пили желчь вражды,
Замешанную в уксусе клевет
И впитанную губкой лицемерья?
Но я скажу:
Республики Труда
Вам отвечают. Многих вод паденье —
Их голос. Эти лампы – слабый призрак
Тех глаз, которые хотят увидеть
Сегодня Ваше торжество и праздник
Неуклонимой, бешеной работы.
И голос мой теряется среди
Приветствий, кем взволнованный далеко
Воздух Страны Всемирного Восстанья
Сегодня полон.
Это Вам награда
Желанней Вечности, которой Вам не надо.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу