Сергей Баев - Девяносто три. Сборник рассказов

Этот пожар, выглядел как-то неестественно, если можно так выразиться, но я не понимал, почему именно. Наконец до меня дошло: толстый мужик в голубой застиранной майке поливал из шланга не объятый пламенем дом, а стоящий рядом, очевидно, свой.

Из дома, стоящего рядом с горящим, люди в спешке выносили свой скарб, очевидно у них не нашлось шланга, как у толстого.

Никто не тушил реальный пожар, все спасали своё барахло. Короче, каждый сам за себя, каждый сам по себе, каждый сам только для себя и баста. Кстати, это чисто по-русски…

Около горящего дома, вместо того, чтобы спать, если это их не касается, уже собралась приличная толпа зевак, c восхищением наблюдающая чужое горе. Разговоры этих сердобольных людей крутились вокруг вопросов: «Через сколько минут рухнет крыша? Смогут ли соседи спасти своё барахло? Когда приедут огнеборцы? Кто виноват в пожаре? Что с этим делать?»

Подойдя к толпе, я спросил: «Есть ли кто в горящем доме?» Одна женщина довольно спокойно и буднично ответила: «Там только старая бабка живёт.»

…В этот момент в моей в голове что-то перемкнуло; забыв об опасности, я кинулся к двери полыхающего дома. Никто даже не попытался меня остановить. Для зевак, наоборот, шоу разворачивалось в интересную, захватывающую сторону, с элементами героизма.

Хорошо, что дом – небольшой: сени, кухня и одна комната. Открытого пламени в нём ещё не было, зато чёрный едкий дым поднимался к потолку. Очевидно, пожар начался на крыше от раскалённой трубы. Печка, набитая дровами, сердито гудела и разбрасывала искры в разные стороны.

Закрыв рот какой-то тряпкой, я прошмыгнул в комнату.

На кровати сидела перепуганная старушка, лет девяноста трёх и что-то бормотала себе под нос. Заметив бабулю, я схватил её под руки и потащил на кухню, но кухня уже заполнилась дымом. Тогда, выбив окно ногой, я попытался силой пропихнуть туда бабушку.

Около окна стоял большой кованный сундук. Бабуля одной рукой вцепилась в него и истошно заорала: «Без него не пойду! Там моё похоронное!».

Пришлось сильно стукнуть её по руке, а затем выпихнуть в окно.

Когда бабуля оказалась на траве, я задыхаясь от едкого дыма быстро вылез и закашлялся.

Кто-то хлопал в ладоши, кто-то подбадривал меня, кто-то восхищённо смотрел, и только один человек дал воды.

В этот момент бабушка пришла в чувства, корчилась на траве и причитала по поводу оставленного в доме сундука.

Я отряхнулся. Наконец прибыли пожарники, и всё внимание толпы переключилось на них.

Спокойно спустившись на дорогу, я только теперь заметил, что на новых джинсах «Леви Страус» выше колена зияла дыра.

…Джинсы, конечно, жалко, ведь это, как ни крути, две мои стипендии.

Я побрёл своей дорогой, а пожарники обильно поливали пеной остатки бабулиного дома, полусгоревший кованый сундук и старую развалившуюся печку.

На следующий день я рассказал о случившемся своей девушке. Она внимательно меня выслушала и зло произнесла: «Дурак, ты же мог задохнуться и сгореть». Улыбнувшись, я ответил: «Нет, не мог!»

…Потом, когда сидели на лавочке в парке, я курил одну сигарету за другой и трясся от страха, вспоминая бабушку и её сундук. Только сейчас до меня дошло, что я опять прошёл по самому краю пропасти, опять сыграл с судьбой в рулетку.

Права была Наташка, – я дурак, ведь в два счёта мог задохнуться, и никто не пришёл бы на помощь.

…Теперь на месте тех деревянных домов построили современную многоэтажку и никто из жильцов этого дома даже не знает о том ночном пожаре…

…Весна была в разгаре, тёплое солнышко согревало, окоченевших за долгую зиму сибиряков, снег таял, как кусок масла на раскалённой сковородке, сердце уже рвалось из груди, хотелось петь, пить, заниматься любовью и прощаться на раз…

Я учился в Университете на третьем курсе и, как в средней школе, вёл двойную жизнь, в том смысле, что числился примерным студентом, не пропускающим лекции, получал повышенную стипендию и являлся комсоргом группы, – но это всё была показушная жизнь. Настоящая жизнь начиналась в пятницу и заканчивалась в воскресенье вечером. В эти три дня мы отрывались по полной программе: весёлые попойки с друзьями, отёчными, вечно страдающими от кислородного голодания коры головного мозга (от похмелья), с девчонками лёгкого поведения, не страдающими комплексами.

Такой двойной жизнью, наверное, жила вся огромная Страна Советов.