Александр Александров - Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой

Мария отдается шалостям с дочерьми Сапожниковых, они свободно говорят о любовниках и флирте, что в порядке вещей в этой семье, обсуждают приглянувшихся юношей. Мария, вероятно, делится с новыми подружками своей влюбленностью в Одиффре, потому что они вместе придумывают ему прозвище Жирофля. Непонятно, почему они так его называют, ведь Жирофле-Жирофля — это героиня оперетты Лекока, которую недавно показывали в Ницце. Тем не менее, кавалер получает имя девушки.

На пляже, когда Мария появляется из кабинки, на нее обращают внимание взрослые мужчины и здесь нет ничего удивительного, ей уже шестнадцать лет, а скоро, в январе, она справит и свое официальное шестнадцатилетие, которое, напоминаем, у них в доме справлялось на два месяца позже фактического дня рождения, чтобы скрыть факт падения ее матери до свадьбы.

У нее сформировавшаяся фигура. Она часами может стоять обнаженной и разглядывать себя в зеркало. Вот как она сама описывает «свое прекрасное тело»:

«…покрытое от затылка до того места, которое я не осмеливаюсь назвать, золотым пушком, который особенно заметен посреди спины, вдоль того углубления, которое так выражено у Венеры Милосской. У меня чрезвычайно высокая грудь, белоснежная, с голубыми прожилками, такая же белая, как плечи и руки, грудь у меня упругая и очень красивой формы, ослепительно белая и розовеющая там, где полагается. Место, которое я не осмеливаюсь назвать, такое пышное, что все думают, что я в турнюре». (Неизданное, запись от 6 мая 1875 года).

Надо сказать, что пышный зад у женщины был тогда в моде, ведь не зря и появились эти турнюры, оттопыривавшие зад, и широкие оборки из шелка сзади на платье, которые при ходьбе завораживающе шуршали, вызывая у мужчин острый приступ желания. В турнюр в нужных местах подкладывалась вата, чтобы придать женскому седалищу привлекательные по моде того времени формы. Это была самая последняя парижская мода. Оборку сзади на платье называли еще и «фру-фру». «Фру-фру» — это звукоподражание, так якобы шуршит шелк при ходьбе. Именно в таком платье популярная актриса Сара Бернар в октябре 1869 года появилась впервые на сцене парижского театра «Жимназ» пьесе Л. Галеви и А. Мельяка «Фру-фру», а после Сары Бернар такие платья стал носить весь Париж, а уж за Парижем и весь мир.

На протяжении 70-х и 80-х годов 19 века платья с турнюром были преобладающими в женской моде. В семье Льва Николаевича Толстого была лошадь по кличке Фру-фру. Эти именем писатель назвал и лошадь Вронского в романе «Анна Каренина», который начал печататься как раз в 1875 году, о котором мы сейчас ведем речь.

Мария с сестрами Сапожниками увлекается в это время различными мистификациями и переодеваниями. Зачастую они переодеваются в простонародную одежду и гуляют в таком виде по Ницце среди толп простого народа, заходят к гадалке и просят погадать на метрдотеля, представившись горничными из отеля, сгорающими от любви к нему.

Однажды они переодевают Дину в белое платье Муси и оправляют ее на пляж виллы Одиффре, чтобы Жирофля принял ее за кузину. Все ее кокетство, все старания приносят плоды: 25 мая 1875 года Эмиль д’Одиффре просит разрешения ей представиться. «Самая большая радость в моей жизни… самое большое удовольствие, которое я до сих пор испытывала, потому что это было в первый раз…» — записывает она в своем дневнике.

Ей снится, что Жирофля приглашает ее в дом из клубники. Наяву она вздрагивает от прикосновения его руки, когда он прощается, покидая их гостиную. Она танцует с ним и испытывает наслаждение, когда он обнимает ее за талию. Здесь настоящее ухаживание, не пошлый флирт, который был у нее в Спа, здесь может, да что там говорить, должно закончиться браком. Семья уже заранее согласна на него, на Мусю смотрят, как на невесту, поощряют к решительным действиям, она же краснеет и против воли ведет себя, как влюбленная девчонка. Она не влюблена, она все время анализирует свое чувство, но ей нравится сам ритуал ухаживаний.

«Мне было приятно, когда он сжал мою кисть в танце, а потом, когда мы шли — мою руку. Могу сказать, что мне даже очень понравилось. Но я не могу положить голову ему на плечо… Знаете, по секрету, только моему дневнику скажу: мне страшно хотелось это сделать. Ну и что? Я же обещала говорить все». (Неизданное, запись от 11 июля 1875 года.)

Но когда кавалер переходит в наступление, когда на празднике в городском саду, вальсируя, увлекает ее в дальний угол сада, подальше от людских взоров, где пожимает руку и намеками, загадками, движением губ дает понять, что любит ее, она внезапно становится холодна. Нет, она не пугается, она просто соблюдает дистанцию в чувстве, видимо, присущий ей анализ, в котором виноват ее дневник, не дает ей возможности отдаться этому чувству.