Александр Александров - Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой

Кстати, по изданному тексту дневника, Башкирцева якобы находится в это время в Ницце, хотя на самом деле они живут в Бельгии.

Барон Герик на прогулках наглеет, видя, что мать Башкирцевой не обращает на них внимания, занятая только собой. Вальсируя на балах, он крепко обнимает ее за талию и нашептывает непристойности. Муся или делает вид, что не замечает их, или смеется в ответ. Надо сказать, что само понятие непристойности очень сильно отличается в то время, от того, что мы сейчас об этом думаем. Тогда даже намек на намек воспринимался, как непристойность.

«Он только и стремится, что коснуться ноги или сжать руку, даже поцеловать ее, посмотреть близко в глаза, и делает это профессионально! Он не испытывает никакого уважения к моим пятнадцати годам. К счастью, я испытываю к ним уважение». (Неизданное, 17 июля 1874 года.)

В отношении барона Герика нет и намека о влюбленности с ее стороны, она понимает, что это самый пошлый светский флирт, и даже очень хорошо понимает, чего Герик от нее добивается. Не зря она пишет, что он пытается поцеловать руку, современный читатель может не знать, что руки в 19 веке можно было целовать только замужним дамам, а поцелуй руки у девушки можно было расценить в некоторых случаях даже, как оскорбление. Тем не менее она посещает с ним балы в течении месяца, танцует там до упада, по нескольку раз в день падает в обмороки от усталости. Наконец у нее начинает болеть слева грудь, и мать впадает в истерику. Доктор Валицкий, наблюдающий ее, как домашний врач, Старается успокоить родственниц, говорит, что все это только болезнь нервов. Другой врач находит анемию. Про анемию, малокровие и бледную немочь обыкновенно говорят в те времена, чтобы не называть вслух по имени страшную болезнь, бич 19 века, — чахотку.

Но Мария ничего не желает слышать о своей болезни, и они покидают Спа, едут через всю Бельгию в порт Остенде, находящийся на берегу Ла-Манша. Проезжая через Брюссель, покупают туфельки и чулки достойные прелестных маленьких ножек Марии, которыми она так гордится. Из Остенде пароходы ходят до Дувра, порта на другом берегу Ла-Манша, в Англии. Мария стремится туда, она хочет увидеть Англию, как землю обетованную, Лондон притягивает ее именем герцога Гамильтона. Видимо, она еще не до конца смирилась с утратой своего возлюбленного, хотя смеется в своем дневнике над тем, что мать и тетя думают, будто она до сих пор влюблена в герцога. Но она грезит уже о других.

«У меня гигантское воображение; я мечтаю о романтических приключениях прошедших веков, не сомневаясь, притом, что я самая романтическая из женщин и что это очень вредно! Я очень легко прощаю себе мое обожание герцога, потому что нахожу его достойным меня во всех отношениях.» (Запись от 2 августа 1874 года. На самом деле, запись от 2 августа 1875 года.)

В Остенде ее брат Поль попадает, подобно дяде Жоржу, в какую-то скандальную историю, но мы никогда не узнаем, что произошло, потому что почти все страницы, посвященные пребыванию в этом портовом городе, вырваны из ее дневника. Зная, что собой представляет к этому времени четырнадцатилетний Поль, можно предположить, что скандал связан с портовыми шлюхами.

Семья садится на пароход и убывает в Дувр, через некоторое время они уже в Лондоне, где, по признанию Марии, она чувствует себя, как дома. Улицы великолепны, английских мужчин она находит очень красивыми. Но денег катастрофически не хватает, нельзя скупить, как они привыкли, все магазины, поэтому Мария ограничивается только несколькими шляпками, амазонкой и плащем-дождевиком.

Они наносят визит мадам Говард, знакомой по Ницце, с дочерью которой Еленой Муся переписывается. В Лондоне они проводят всего несколько дней и уже в сентябре возвращаются в Париж.

В Париже они, вероятно, получают деньги или кредиты. Для новой виллы, которые Надин Романова приобрела в Ницце, они закупают мебель. Мария сама обращается для консультации к парижским декораторам, но окончательные решения по отделке виллы принимает она одна, все делается по ее рисункам. Ее комната будет стоить пятьдесят тысяч франков, для любимой племянницы тетя готова на все: кровать для Муси сделана в виде перламутровой раковины, поставленной на четыре золоченых лапы. Вокруг кровати будут занавеси, прикрепленные к золоченым раковинам, украшенным перьями. Стоять кровать будет на постаменте, затянутом голубым велюром, комната будет обита голубым шелком, чередующимся с деревянными панелями, отлакированными белым лаком с золотыми прожилками. Кругом севрские вазы. Обстановка довольно пошлая, по вкусу напоминающая жилище высокооплачиваемой шлюхи.