Пётр Андреев - Повесть о моем друге

Тогда же, в дни, предшествующие освобождению Варшавы, я был отправлен из Минска на Вислу, в разрушенную, затемненную Прагу с заданием в штаб Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского. (Вспоминая сейчас Константина Константиновича, с которым жизнь неоднократно сводила меня и на фронте, и в послевоенные годы, я невольно возвращаюсь к тем далеким дням 1926 года, когда Сергей Антонов привез нас в Москву и мы узнали о безвременной кончине пламенного рыцаря революции Феликса Эдмундовича Дзержинского. Маршал Рокоссовский, как и первый председатель ВЧК, был поляком. Оба эти коммуниста отдали свои жизни русской революции и первому в истории человечества братскому союзу советских республик; они были ленинцами, до последней капли крови ленинцами; они были, есть и навсегда останутся нашей гордостью.)

…Пепельные от бессонницы лица штабистов, быстрый писк зуммеров, прерываемый глухими раскатами артиллерийской канонады. Здесь, в штабе, планировалась операция по освобождению столицы братской Польши.

В отделе, который занимался связями частей Красной Армии с нашими побратимами — соединениями Войска Польского, с партизанами из Армии Людовой и Батальонов хлопских, мне сказали, что Антонова «зацепило» — во время артобстрела осколок задел предплечье, — но в медсанбат Сергей не пошел.

— А где он сейчас? — спросил я.

— Подлечился чуток и был заброшен в гитлеровский тыл, в те польские партизанские соединения, которые ведут бои. Им ведь там нелегко!

Чего только не предпринимали фашисты на оккупированной территории, чтобы задушить пламя партизанской войны! Сжигали целые деревни вместе с жителями, вешали и расстреливали любого заподозренного в связи с народными мстителями, даже старух и подростков; сулили многотысячные премии за головы командиров отрядов и бригад; засылали в леса провокаторов и предателей. Но с каждым днем партизанское движение, как негасимое пламя, крепло и разгоралось.

Только наиболее дальновидные из гитлеровских главарей понимали, что этот враг — партизанский народ — непобедим. Непобедим потому, что на борьбу с оккупантами поднялись все люди нашей страны и многих государств Европы.

Жизнь партизана…

Ночные и дневные переходы за десятки километров под дождем и ветром, по лесам и непроходимым болотам; долгие ночи в нетопленных землянках, где неделями невозможно разжечь огонь; месяцы без хлеба и сна; смертельные бои с фашистами, когда на партизана с винтовкой идут танки и автоматчики, когда бьет артиллерия и бомбит авиация.

Жизнь партизана…

Это работа по заданию в учреждениях оккупантов, когда каждый день приходится ходить под угрозой смерти; это большевистское слово в тылу врага, это листовки и прокламации; это самодельные мины и летящие под откос поезда.

(Поэтому-то, видимо, мне, Сергею и нашим с ним друзьям по совместной борьбе так дорога среди других военных наград медаль «Партизану Отечественной войны».)

…Красная Армия наступала по всему фронту, и с ее полками шла в Европу свобода, шло спасение от кошмара гитлеризма.

Товарищи из нашего партизанского штаба, которых я время от времени встречал в Минске, рассказывали, что Антонов из глубокого польского тыла был переброшен в Будапешт — помогать становлению новой, народной власти; оттуда его командировали к партизанам Словакии — руководство посылало его в наиболее трудные районы, туда, где гитлеровцы пытались — из последних сил — выстроить линию обороны. В горах Словакии Сергей был еще раз ранен, пролежал две недели в госпитале и — почти как в сорок первом — бежал на фронт (гауптвахтой, правда, ему не грозили — как-никак полковник, вся грудь в орденах)…

Не удалось нам с ним встретиться ни во время жестоких боев на Одере, куда и я был командирован, ни у поверженного рейхстага, хотя я знал, что Антонов наступал с войсками маршала Жукова: в первые майские дни его корпус бросили на юг — помогать спасению столицы Чехословакии, обреченной агонизирующими гитлеровцами на уничтожение.

…Не удалось нам свидеться с Сергеем в те замечательные светлые дни мая сорок пятого, когда на поля и леса Европы пришла тишина, снова стало слышно пение птиц, зацвели улыбками лица русских и французов, поляков и бельгийцев, югославов и венгров — кончились тяжкие годы самой кровавой в истории человечества войны, отгремели последние залпы, Красная Армия выполнила свою освободительную миссию: сокрушив гитлеризм, даровала людям счастье, свободу и тишину, огромную и безбрежную, как весеннее небо, и плыли по нему длинные перистые облака, настоящие, а не следы от пикирующих бомбардировщиков. Если и темнели они, и опускались к земле, и ворчал в них раскатистый, басовитый грохот — то не бомбежка это, а первый майский ливень, с грозой и крупными каплями дождя. И ты подставляешь им свое лицо, и счастье в тебе бьется, как птица — Победа пришла, Победа! Наша Победа!