Пётр Андреев - Повесть о моем друге

— Та мы православные, — неспешно, тихо и торжественно ответствовал за всех седой старик.

Потом уж только, тщательно сверившись с картой, определил я, что попали мы в белорусское село.

Никогда — и до Октября, и после него, и в суровую партизанскую пору — не были присущи белорусам национализм, чванство, самодовольство. На земле Белоруссии всегда в одной семье жили дети разных народов, ощущая свое великое единство со всей нашей великой Родиной…

Однако в семье не без урода. И в тылу далеко ушедших вперед советских войск шла незримая война с выродками, не успевшими сбежать со своими хозяевами — гитлеровцами.

…Еще вчера они садились вечерять дружной семьей: сельский кооператор, жена его, дети…

Ночью раздался стук в дверь. Хозяин не хотел отпирать — знал, кто и зачем пришел. Тогда они взломали дверь, ворвались в хату. Не пощадили ни старых, ни малых — вырезали всю семью.

— Теперь пусть послужит москалям, — сказал главарь бандитов, отталкивая носком ботинка обезображенное тело кооператора.

Трое бандитов пали в перестрелке, когда настигли их милиционеры. Двоих взяли живыми.

Я увидел их около магазина, — двух звероподобных верзил в выцветших «аковских» мундирах английского сукна с белыми нашивками, в трехдневной щетине на щеках, трусливо прятавших хмельной свирепый взгляд.

Их связали крепко, по-крестьянски, сыромятными вожжами. В каком схороне, в каком лесном углу прятались эти звери, забредшие сюда, в село, из Беловежских лесов?..

Война долго не уходила из этого края, на глухих лесных дорогах, по селам и деревням долго еще не смолкали выстрелы, то и дело занимались «красные петухи» — старое сопротивлялось новому.

Как-то, разбирая письма, я наткнулся на знакомый почерк Сергея. Надо сказать, он не очень любил писать: то ли не испытывал к этому особой тяги, то ли, будучи занят работой, часто граничившей с особой секретностью, не любил доверяться письмам. Однако те редкие весточки, которые у меня сохранились, вызывают острое сожаление, что было их так мало. Обидно. Сергей хорошо писал. Его тонкий наблюдательный ум выхватывал из суеты будней драгоценные приметы времени. Сколько интереснейших наблюдений сохранили бы письма для нас сегодня!

Вот одно из его писем:

«Здравствуй, Петр!

Дождь тут. Кажется, течет отовсюду. Я забрался в кабину разбитого грузовика и сквозь несуществующее стекло смотрю на Вислу — за ней дымится Варшава. А мы здесь, на этом берегу, готовимся к броску. Трудно будет. Но сейчас только узнал новость, которая заставила меня забраться в эту развалину, довольно хорошо видимую, по-моему, и с того берега — судя по количеству воронок, она служит минометчикам ориентиром. Так что пишу и жду привета с того берега.

Помнишь, Петр, ксендза Купша? Так и слышу твое: «А как же!» Ну так новость о нем. Только что был у начальства — при мне докладывали, что ксендз Купш с отчаянной паствой своей соорудил невесть из чего три плота и по своей инициативе махнул на ту сторону. Успешно высадился и вот уже несколько часов держит карманный плацдарм. Ай да ксендз! Правда, начальство наше… Ну, сам понимаешь, что было. Пришлось срочно организовывать прикрытие огнем и авиацией, иначе была бы ему хана уже давно.

Узнал об этой новости и так вдруг поговорить с тобой захотелось, что я достал бумагу, карандаш и сел за это письмо. Вспомнил я и о тех людях, которых мы подбирали и готовили. Скольких встретил — и со звездами героев, и без звезд, но прав на них имеющих не меньше. И очень радостно, что редко ошибались мы в выборе. Возьми того же ксендза. Помнишь, каким робким появился он в гостинице «Москва»? А теперь — безумству храбрых! Я очень хорошо понимаю его… Петр, сердце кровью обливается, глядя отсюда, из Праги, туда, за Вислу. Повидали мы с тобой всяких городов за эти годы — Минск в ту ночь, первую ночь освобождения, вспомни. Теперь Варшава… С болью в сердце гляжу на страшную панораму развалин, осыпи битого камня, на полыхающее во все небо днем и ночью смрадное зарево. Как будто чистилище впереди…

По ту сторону Вислы — Армия Крайова под водительством кучки авантюристов во главе с Бур-Комаровским. Подгоняемые своими хозяевами, обосновавшимися в Лондоне, аковцы еще месяц назад подняли восстание. Без оружия, без подготовки, без связи с наступающими советскими и польскими соединениями. Все мосты через Вислу взорваны, с ходу огромный город не возьмешь. И мы с болью в сердце слышим по ту сторону Вислы артиллерийскую канонаду, пулеметные очереди, видим, как фашистские стервятники бомбят и расстреливают город и его жителей.