Нетта Юдкевич - Семейный портрет спустя 100 лет

Наружу выползла бабушка, совершенно мне незнакомая, и закатила деду сцену ревности с битьём посуды, как в латинских сериалах. Потом она побежала к ручью глубиной сантиметров тридцать – топиться. Следом за ней бежали дедушка, папа, охранники с фабрики, соседи и все, кто видел и слышал эту сцену, – бабушку спасать. Мы с сестрой тоже бежали посмотреть, как бабушка будет топиться. Мама, поджав губы, произнесла: да хоть бы дали ей задницу намочить. Ходили слухи, что это был не единственный скандал на почве ревности.

Но ей не дали намочить задницу и даже ступни ног. Дедушка догнал её, извинялся, клялся в вечной любви. Она простила его и развернулась обратно. Дед поплёлся за ней, поджав хвост, как шут за своей королевой. Спектакль закончился. Всё встало на свои места. Выяснилось, что бабушка умела поскандалить и не только на почве ревности.

Но на свадьбах по-прежнему первый танец принадлежал моим бабушке и дедушке – самой элегантной паре. Они кружились под звуки вальса, глядя друг другу в глаза с улыбкой, которой улыбаются юные влюблённые. И даже я понимала, что ничего для них в мире не существует – ни революций, ни контрреволюций, ни погромов, ни войн, ни коммунизма, ни времени, ни детей и внуков. Существовали они, связанные какими-то узами друг с другом. Название этих уз я не знала тогда и не знаю сегодня. Любовь? Банально.

Бабушка Лиза научила бабушку Клару делать настойки, наливки. После того как умер дедушка Миша, она частенько наполняла стакан вишнёвой наливкой, и зимой, если на улице была пурга, непогода, сбивавшая её с ног, садилась на веранде, летом, осенью – в саду. Вино она закусывала сухим печеньем, размачивая его в наливке.

Бутыли исчезали с подоконников, как кегли в боулинге, в которые попадал мяч. Иногда она что-то мурлыкала себе под нос. Говорила что-то невнятное, даже если её ни о чём не спрашивали.

Бабушка спилась. Нет, она не стала алкоголичкой. От стакана, или двух, или даже трёх вишнёвки алкоголиком не становятся, и тем не менее…

Осенний день. Начало ноября. Моросит мелкий дождь, покрывая серебристым бисером бабушкино лицо, руки. Не успевшие слететь листья, начавшие чернеть по краям, образуют странные контуры – китайские иероглифы или послания из других миров. Бабушка Клара сидит в саду на мокрой скамейке. Стакан с вишнёвкой бросает бордовые блики на дерево стола. Бабушка сидит неподвижно. На голову и на плечи осень набрасывает шаль из мокрых листьев.

Умерла она внезапно. Потеряла сознание и больше в себя не приходила.

Нетта Юдкевич. Масло на холсте. 2004–2006 годы. «Когда Мир был Черно-Белым»

Мои дедушка и бабушка со стороны мамы родились в начале двадцатого века в том же местечке, что и Левинштейны. Все братья и сёстры прадедушки – Наума Ланского – вместе с родителями и детьми эмигрировали в Америку перед Первой мировой войной. На Украине остался только мой прадедушка с супругой и тремя детьми. Решения уезжать или не уезжать, покидать Украину или нет, иногда принимались в силу непонятных и неубедительных причин. Кто-то не хотел покидать могилы праотцов, другие не могли договориться со сватами; многие просто боялись взойти на корабль, чтобы пересечь Атлантический океан, так как наслушались всяких басен о потонувших кораблях и о неизвестной стране Америке, где буйствуют страшные индейцы.

Евреи из местечек и деревень не отличались особой образованностью; умели читать на идише, и на том спасибо. Что такое океан и где находится Атлантический, они не имели никакого понятия. Большинство не знало, что Земля круглая. Но по слухам точно знали, что корабль может утонуть. Мысли о штормах и о бурях останавливали их, как это ни смешно, от эмиграции в Америку, которая одних привлекала баснями, придуманными ещё испанскими конкистадорами, о стране Эльдорадо, других пугала страшными сказками об индейцах и бандитах, такими же правдивыми, как и первые.

Гораздо позже, в Израиле, куда приехал известный американский мафиози Меер Ланский просить убежища, скрываясь от американского правосудия, я дразнила маму, что это наверняка её дядя. Фамилия Ланский не такая уж распространенная среди евреев, и, наверное, следует с ним связаться, поддержать дядюшку. Мама злилась, обижалась и утверждала, что в их семье не могло быть преступников.