Юрий Бычков - В прифронтовой полосе

Война, развернувшаяся на гигантском пространстве от Баренцева до Черного моря, в Лопасне, ещё до того как наш райцентр стал прифронтовой полосой, напоминала о себе воздушными боями в небе южного Подмосковья. Мне приходилось не раз их наблюдать. (До того, как в школе нам начали преподавать географию, карта нашей необъятной страны была постигнута мною досконально: изучал её по сводкам Совинформбюро; а по газетам, до которых я, ученик третьего класса, жаден был сызмальства, постигал карту глобального масштаба. Глобус представлялся мне игрушкой.)

Виктор Талалихин у протараненного самолёта

Однажды, прямо как в кино, увидел яркий по краскам фильм. Приходит на ум литературная ассоциация, кажется, из Хемингуэя: «Над Испанией чистое небо». Над Лопасней в то июльское утро голубело чистое небо, залетевший так далеко немец-разведчик был встречен двумя нашими ястребками и сбит. Пилот германский аккуратно парашютировал. В поле под Сениным был взят в плен и привезён в Лопасненский райисполком. Когда он проходил через строй любопытных горожан, я заприметил надменное выражение лица сбитого над Лопасней арийца: «Подумаешь, сбили…» «Чего косоротишься!» – выкрикнул кто-то из толпы, собравшейся возле райисполкома. Немец пленный в июле сорок первого – диковинка!

Война раскручивала свой маховик, а мы в Лопасне о фашисткой армии, фашистах, их зверствах слышали по радио, видели разрушенные города, виселицы и прочие ужасы лишь в кинохронике, сопровождавшей все без исключения художественные кинофильмы в районном доме культуры рядом с нашим домом. С ДК связано множество памятных событий, к нашей теме относятся два, пожалуй, особенно прочно, основательно.

В декабре, когда снега было ещё маловато, а лыжи – моя страсть, я после уроков на своих лыжатах-коротышках решил поискать сугробов вдоль Жабки, прошёл ручей до устья и свернул там на Почтовую улицу. Направляясь к дому, продвигался по укатанной санями улице моего детства. Держал в одной и другой руке по лыже. На подходе к дому, на перекрёстке Почтовой с Венюковским шоссе меня озадачила странная глухая тишина. Подумать: «Отчего?» не успел, но успел бросить взгляд вперёд и вверх, увидел близко-близко летящий на меня «мессершмит» и упёртый в меня, мальчика-цель, взгляд лётчика – стремительно нырнул вперёд, распластался на мёрзлом асфальте перекрёстка. Звуковые компоненты атаки штурмовика проявились в моём сознании с некоторой задержкой, как по законам физики положено. Свист пуль авиационного пулемёта, грохот взорвавшейся бомбы, треск ломающейся торцевой стены двухэтажного здания дома культуры, смягчённая снегом дробь ударов о землю битого кирпича. Как-то легковесно в этих обстоятельствах выглядит то, что я сказал бегущей мне навстречу бабушке: «Поднялся целёхонький, отряхнулся от кирпичной пыли и щебня, подобрал свои лыжицы и двинулся тебе навстречу».

Пулемётные очереди увидел час спустя, похлебав горячих щей, их пунктиры легли в пяти метрах от следочка моего валенка, легко узнаваемого – «недошита, старенька», как пела Лидия Русланова. Я вспомнил «охотничий», устремлённый на меня зрак летчика-фашиста шестьдесят лет спустя, прохаживаясь под сенью дерев по обожаемой берлинцами Унтер дэн Линден. Другие времена – иные чувства и песни…

Моя бабушка

Второе событие, накрепко связанное в моём сознании с лопасненским домом культуры – выход на сцену в спектакле по пьесе Виктора Гусева «Слава». Я представлял на сцене ДК полковника Очерета. Интригу в пьесе обеспечивала огромная, пришедшая в движение гора. Её надо было укротить. Когда Виктор Гусев писал монологи Очерета об укрощении горы бесноватый Гитлер орал в радиоэфире на весь свет о своих планах завоевания мирового господства. В предчувствии похода фашисткой Германии на Восток, каждый в России вполне мог себя представить оказавшимся в прифронтовой полосе. Это провидение живёт в пьесе. О «Славе», впрочем, разговор впереди. А мне пора познакомить читателя с домом Бычковых, его историей, его обитателями, жизнь которых в прифронтовой полосе, потери и обретения составляют сердцевину содержания этого повествования о Великой Отечественной, как пример жизни и борьбы типичной, характерной русской семьи.