Николай Витинг - На пороге вечности. Воспоминания

В Александровском саду густая трава. Красноармейцы поручают нам, мальчишкам, пасти там лошадей, купать их в Москве-реке.

Александровский сад – у стен Кремля. А для нас, ребят, Кремль – это Ленин. Великий вождь революции… и так близко. Воображение ребят было захвачено этим чрезвычайно. Мы узнавали безошибочно знаменитый роллс-ройс. Его гудок отличали от всех других.

И вот самый знаменательный день. Помню – поздней я уже установил, что это было 1 мая 1920 года – мы выбегаем с Малого Знаменского переулка на Антипьевский (теперь улица маршала Шапошникова) и замечаем: у бокового входа музея стоит заветный ленинский роллс-ройс. Конечно же – к этой машине. Никакой охраны. Можно даже стать на подножку машины, можно нажать резиновую грушу гудка.

Но вот появляется в дверях сам Ленин в сопровождении нескольких человек. Они о чем-то оживленно и, как мне показалось, весело разговаривают.

Ленин сел в машину, ласково посмотрел на нас и улыбнулся.

Воспоминания детства и без того бывают ярче и отчетливее, чем все последующие. А здесь еще такое. Не знаю, была ли уже тогда во мне заложена необходимая художнику зрительная память или подсознательно я понимал значительность события, но лицо Ленина, весь его облик запечатлелся в моей памяти с предельной силой. У него, видимо, было хорошее настроение, лицо как бы светилось изнутри. Не помню, был ли тогда солнечный день, но осталось ощущение обилия всепроникающего весеннего света. Одно короткое мгновение запечатлелось в моей памяти, как внезапно остановившийся кинокадр. Цвет лица, сощуренные в лукавой улыбке глаза и почему-то присутствие голубого света, должно быть, по контрасту к лицу. Возможно, благодаря этой встрече с Лениным, все его портреты впоследствии мне казались недостаточно выразительными.

Ленин в тот знаменательный для меня день приезжал на выставку проектов к памятнику Освобожденному Труду, развернутую в музее. Жаль, что мне тогда было всего 10 лет и я не понимал смысла происходящего. А происходящее имело прямое отношение к теме «Ленин и изобразительное искусство», поскольку касалось посещения Лениным художественной выставки. К сожалению, и сама выставка совершенно не отложилась в моей памяти. Встреча с Лениным, да еще в такой близости – в 2—3 шагах, заслонила все остальное.

Несколько слов о самом входе в музей с Антипьевского переулка. Это не тот узкий и маленький проход, откуда теперь выходят все посетители музея и откуда иногда впускают художников на «боевые» выставки, а тот, который находится значительно дальше по этой же стороне. С высоким порталом, парадной лестницей, с большими высокими дверями.

Этот вход всегда закрыт. У меня такое впечатление, что он только тогда, в 1920 году, и был открыт.

И теперь, наверное, мало кто знает, что по его ступеням проходил Ленин.

Очевидно, когда-нибудь у этого входа будет установлена соответствующая мемориальная доска.

1 же мая 1920 года состоялся митинг по случаю закладки памятника Освобожденному Труду.

На митинге выступил Ленин, но здесь он уже был далеко.

Новый памятник предполагалось соорудить на месте памятника Александру III, после свержения которого остался грандиозный пьедестал с роскошными подходами-лестницами из красного гранита. В конце этих лестниц стояли огромные шары, выточенные из такого же гранита. Много лет спустя эти шары были установлены в Центральном парке, где, по-моему, они стоят и поныне. На самом пьедестале был прикреплен металлический картуш с надписью, объявляющей, что здесь будет сооружен памятник Освобожденному Труду.

Впоследствии надпись на пьедестале заржавела, а памятник так и не был сооружен.

Зимой, когда ступени подходов к памятнику засыпало снегом, было очень здорово кататься на санках там, делая широкие виражи.

Дом в Малом Знаменском переулке, где мы жили, находился во дворе и имел три этажа. На первом была рамочная мастерская, хозяин которой тут же и жил, на втором жила тетя Клеманс, мы занимали весь третий этаж. В соседнем доме жил инженер Бриллинг, испытывавший свои трескучие двигатели на Москве-реке.

1930 год. Весенний день. Я качу в пролетке с художником Михаилом Васильевичем Оболенским… Московский извозчик… Боже, как же это давно было! Он едет рысцой. В ногах у нас большой сверток серого холста. Предназначается он для обтяжки выставочных щитов. Михаил Васильевич – представитель Общества художников-реалистов. Это Общество взаимообразно предоставляет холст Обществу «Цех живописцев» в моем лице. Погода немного сырая, улицы Москвы – живой Писсаро. Оболенский говорит об импрессионистах. Мне 20 лет.