– Попробуй у меня кашу.
– Нет, я не буду пробовать у тебя.
– Почему? Раньше из одной бутылки пили, из одной тарелки ели, а тут ни в какую!
– Да я боюсь, а вдруг у меня тоже вырастет такой же живот.
Эта история вызвала у меня умиление, и я написала стихотворение, в котором были такие строки:
У мамочки в животике
Живет мой младший брат.
А может, это девочка,
Нам люди говорят.
Ну как же это может быть,
Зачем он там живет?
Испортил мамочке он жизнь,
Забравшись к ней в живот.
Однажды я пришла из сада,
А мамы дома нет,
«За братиком ей ехать надо», —
Услышала в ответ.
Я ночью долго не спала
И все переживала,
Как мамочка из живота
Братишку доставала.
Но вот прошло три с лишним дня,
Должна вернуться мама,
Собралась вся наша родня,
И я ужасно рада.
И папа тоже очень рад,
Купил цветов охапку,
Собрался, будто на парад,
Еще купил кроватку.
И вот в кроватке небольшой
Лежит, глазами хлопает
Хороший, маленький такой
Братишка недотепанный.
Я это все понять не в силах:
Ну как же все произошло
И чем там мамочка кормила
Из сиси брата моего?
Ну, лишь одно я знаю точно:
Когда немножко подрасту,
Куплю себе такой животик
И во дворе всем покажу.
Я очень любила младшего братика, хоть он и стал занимать все мамино внимание. При этом я оставалась такой же озорной и непоседливой. В ту пору были очень популярны детские эластичные колготки всех цветов радуги. Они были недорогие, и мама покупала мне разные, чтобы они подходили под то или иное платье или юбочку. Я решила проверить их на прочность, надела зеленые колготки, оттянула на коленке и отрезала кусок. Эластичные стрелки, как лучи солнца, мгновенно поползли во все стороны. Я не останавливалась, рядом делала еще и еще дырку. Когда в комнату вошла мама, я отрезала очередной кусочек и с восхищением, глядя на нее, произнесла: «Смотри, мамочка, как же они красиво ползут в разные стороны, как лучики!» Мама пришла в ужас.
Моего братишку звали Павлик, и я смеялась и дразнила его: «Павлуха – два уха». Он был пухленький, лопоухий, белобрысый, но самый красивый. Вот только ноги у него были колесом. Они не выпрямлялись у него очень долго, и меня это всегда смешило. Мама с папой Володей делали ему массаж, и постепенно ножки выпрямились.
Отчим был красивый и добрый, но любил закладывать за воротник и дико ревновал маму. В угол меня стали ставить гораздо чаще. Я могла стоять там часами. Мне даже горшок рядом оставляли. Я в него запускала резиновые игрушки, потому что мне было скучно. Тогда я думала, что своих детей никогда не буду наказывать и ставить в угол. Собственно, я их и не ставила, а, наверное, зря… Когда родители приходили, я вскакивала и вставала носом в угол, вроде как я все время там стою. А так я не уходила далеко из этого угла, сидела рядом, играла, рисовала. Пару раз на обоях нарисовала – мне за это влетело. Угол – это было мое коронное место. Временами я чувствовала себя чужой в семье, мне казалось, что братика все любят, а меня – нет. Так и жили.
Вскоре у деда закончилась командировка, и они с бабушкой вернулись в Москву. Мы всем семейством приехали к ним в гости в Рублево. Был большой праздник, все были счастливы!
– Мы приехали насовсем. Как ты тут, доченька?
– Бабуля, мне без тебя было так плохо, я скучала, – произнесла я и расплакалась. Она меня приголубила, и я, успокоившись, пошла играть во двор. Когда я вернулась, бабушка встретила меня со словами:
– Хочешь – живи с нами. Мы же столько лет жили вместе!
Мама не стала возражать.
Я переехала жить к ним в поселок городского типа Рублево. Мы жили в огромной коммуналке на четыре семьи. Через какое-то время мама разошлась со своим мужем, не выдержав его трудного характера. И она снова вернулась жить в Рублево.
Сколько чудесных дней, месяцев и лет я провела в этом прекрасном поселке! Можно сказать, что это была одна большая деревня, где все знали друг друга: кто с кем сошелся или разошелся. Если свадьба, то собирались по сто человек в кафе, а все дети поселка стояли на улице, смотрели в окна и кричали: «Горько!» Если кто-то умирал, то хоронить шли всем миром, бросая под ноги еловые ветки. Играл духовой оркестр, друзья несли гроб, а родственники шли сзади, обливаясь слезами, за ними шел почти весь поселок, все сопереживали друг другу. Затем были поминки, но нас, детей, уже не пускали туда, и мы бежали за гаражи играть в прятки.
Читать дальше