Игорь Котов - Преданные империей. Записки лейтенанта

– Командира батареи вызвали? – спросил я у одного из водителей по фамилии Корнач. Прибалтийца, говорящего фальцетом. Иногда мне казалось, что еще в детстве ему отрезали яйца, предопределяя его будущую профессию оперного певца. В высоком и неуклюжем младшем сержанте чувствовалась и прибалтийская лень и прибалтийская грусть. Да и певца из него не получилось.

– Вызывали. Его нигде нет, – соврал собеседник. И я это понял. По интонации. По глазам.

– Да я с ним только что…, – махнув рукой, еще не совсем понимая взаимоотношения внутри коллектива, я откровенно разозлился. Было на что.

Не прошло и двух месяцев, как меня перевели из Талды-Кургана – районного центра. Из одного полка в другой. Тогда было радостно – столица все же, но сейчас по-настоящему жалел об этом.

На самом деле командир батареи пил. И я это видел. В каптерке. С утра. И ему, по большому счету, было наплевать и на батарею, и на майора Китова в первую очередь, но технику действительно надо было готовить. Война… Помните?

– Ладно. Заводите машины. Прогрейте минут пять, – стараясь сдержать эмоции, ответил я, – О неисправностях доложите.

Еще через пять минут площадка со стоявшими автомобилями скрылась в сизом дыме выхлопных газов. А еще через десять командир отделения тяги составил мне список необходимого оборудования для полной комплектации ГАЗ-66 к маршу.

Далее была погрузка, которая особыми событиями не запомнилась, не считая двух задавленных бойцов из пехоты. Но были они не из нашего батальона, и поэтому особых эмоций сиё событие не вызвало. Так, мелкий штришок из жизни армии.

Если кратко – самый пьяный марш в моей офицерской биографии, хотя и не длинной, но наполненной такими сочными событиями, что вполне мог сойти год за три. Как на фронте. Пили все. Партизаны, призванные из запаса, чтобы утопить свой ужас, офицеры – потому так принято и потому что тоже не уютно, ибо алкоголь стирал грань между чувством долгом и страхом настолько сильно, что страх погружался в долг также быстро, как долг в страх. Солдаты срочники пили втихарика, и в основном старослужащие, но последних, ловили и пинали сапогами, не отходя от кассы, там же, в поезде. До полного протрезвления. Как правило, в тамбуре. Под лекцию замполитов. Стараясь не оставлять следов. Ни на лице, ни на жопе.

Страшное происходило тогда, когда литерный состав останавливался перед переездами на пару минут. Если неподалеку маячил сельпо – его брали штурмом, вычищая прилавки до зеркального блеска. Магазины делали месячный оборот за пару часов. Лишая водки – тьфу, какой водки? – «Солнцедара» – креплёного вина, которое продавалась везде, куда ни кинь глаз. По слухам, если после выпитой бутылки солнечного напитка помочиться на забор, от него останутся одни гвозди. Покупали, как правило, все что горит. Еще более страшным было видеть, как шатающиеся от алкоголя партизаны, успевавшие за столько короткие сроки приложиться к горлышку, запрыгивали на ходу в поезд, держа в обеих руках по несколько бутылок. Если бы кто-то попал под колеса, одной смертью бы это не закончилось.

Тогда пронесло…

Я стоял в тамбуре, контролируя выбежавших в ближайший магазин партизан из миномётной батареи, лишь на пару секунд застывшему перед семафором. И тут состав дернуло, заставив схватиться за поручни, и стал набирать скорость.

– Товарищ лейтенант, помоги, – бегущий за тронувшимся вагоном партизан из пехоты сжимал четыре бутылки по две в руке, и попасть в поезд мог лишь по теории вероятности. Это был уже не трезвый, но пока не пьяный боец лет тридцати пяти с брюшком, напоминающий борцов сумо. Есть такая борьба в Японии – побеждает тот, у кого больше пузо.

– Давай….

Он протянул мне бутылку, что позволило ему ухватиться кистью за поручень набирающего обороты вагона. Когда сапоги коснулись подножки, он перевел дух.

– Ну, бля, думал мне писец – это такая птица. Спасибо, товарищ лейтенант…, – проговорил он, как вдохнул, чувствуя себя победителем как минимум чемпионата Мира по бегу за поездами.

– Ладно. Поосторожней с этим, – я указал на бутылки. – Чтоб комбат не накрыл.

– А вы не будете?

Я покачал головой. Не люблю спиртное. Пока. Еще жив. Но неожиданный толчок в спину заставил обернуться. Толкнувший меня боец, друг почти отставшего от поезда, кого-то мне напомнил. Ну конечно, это был парень из Алма-Аты, казах, который врезал мне в челюсть пару месяцев назад. В ватнике его было узнать трудно. Но мне удалось. По глазам, такими же, как тогда. С поволокой начинающего алкоголика.