Игорь Котов - Преданные империей. Записки лейтенанта

– Забыл… извини…, – он опустил голову, и вдруг, что-то вспомнив, уже более трезвым голосом произнес: «А представляться, кто будет? Учили в училище?»

Называемое ныне явление «дедовщина» в полку была частью системы боевой подготовки, на которой строились и методы наказания. Отслуживших менее года солдат не использовали разве что на строительстве генеральских дач, но тогда и генералы не были столь хамоватыми, ибо существовала какая-никакая система, контролирующая допуск к генеральским погонам. Одна из них – малое количество генеральских детей женского пола.

Таких, как Князев – возрастных служителей культа под названием советское офицерство, в батальоне (не считая прапорщика Акимова, но он не в счет – прапор), было трое. Капитан Князев, капитан Косинов Вова – командир первой роты – такой же карьерист и демагог, а также его замполит старший лейтенант Шорников, уже пять лет сидящий на одной и той же должности, тогда, как другие выпускники Новосибирского политического училища давно уже были замполитами батальонов. Эта троица настолько слилась в переплетающимся войсковом экстазе, что отличить одного от другого было практически невозможно. Даже трезвому. И только по фамилии.

– Товарищ капитан, лейтенант Котов по вашему приказанию прибыл.

– То-то, – тут он поднял на меня глаза, – Боевая тревога. Бо-е-ва-я! Впервые за мою службу, – выпученные зрачки командира застыли на уровне моей груди и смотрели отрешенно, чуть тоскливо, хотя я в них разглядел страх, но вида не подал. В чуть навыкате пугливо бегающих глазах, с поволокой нескрываемого желания глотнуть алкоголя, светилась такая грусть, что густо покрашенные зелёным цветом стены каптёрки представлялись апофеозом пофигизма.

– Что мне делать? – спросил я.

– Готовься принимать пополнение, – Князев заплетающимся языком выговорил не сложную фразу, когда и с кем ему удалось приложиться к бутылке – тайна за семь печатями, а посему приказы он отдавал быстро, глотая окончания, отчего понять его было крайне сложно. Но он любил повторять, пока собеседник не уловит суть.

Выходило, что наша первая минометная батарея разворачивалась до штата военного времени. Значит, у нас будет как минимум три офицера, и пара прапорщиков. Мне давно хотелось послужить в развернутой батарее, да и вероятность военных приключений, будь они неладны, грело душу.

В этот момент в помещение казармы стало входить пополнение, до сего момента прозябающее на плацу, мимо которого мы недавно прошли, наполнив его шумом и гамом, скрипящими сапогами и даже запахом сигаретного дыма, которого я терпеть не мог.

Их называли партизаны, и это было самым метким словом, кратко характеризующее призванных из запаса бухгалтеров, рабочих и колхозников, на военную службу. Еще не понимающие, зачем они здесь оказались, партизаны, тем не менее, пытались скрасить свой быт хоть каким развлечением, главным из которых была беседа.

Батарея растолстела до семидесяти пяти человек. Это было хорошо. Внутренний мандраж исчез как-то сам собой, оставив место для подготовки к войне. Тому, чему нас и учили в училище. Впрочем, это сильно сказано, так как всему, чему нас учили, практически не понадобилось в Афганистане, куда мы, собственно, и направлялись. Но пока это являлось военной тайной.

– В подразделении находится постоянно. Никуда не отлучаться. Это приказ! – голос Князева, прерываемый неожиданно возникшей икотой, старался быть твердым. Но не получалось. Язык сопротивлялся.

– Ясно, но если хочется, то можно, – добавил мой внутренний голос.

– А теперь – разгребай навоз, – он кивнул в сторону пополнения, заполнившее казарму, и я, щелкнув каблуками как Штирлиц, выходящий из кабинета Бормана, покинул каптерку, в мирное время имеющая устойчивый статус пивного бара, в военное превратившись в опохмелительное заведение.

Окруживший меня гул за линией отделяющую помещение каптерки от казармы, напоминал рев турбин самолета и потихоньку стал давить на уши. Старшина распределял военное имущество, командиры взводов знакомились с пополнением, распределяли места на койках, выдавалось бельё и в штатные книги вписывались новые имена. Кое-кто из партизан лежал в сапогах на кровати, кто-то уже спал, не обращая внимания на общую суматоху казармы. Я незаметно нырнул в этот мир с головой, чувствуя, как течением меня несет в самые глубины военного быта.

Ближе к двум ночи все утихомирились, но, ненадолго. Подъем назначили на 6 утра. Как и положено в армии. А пока бойцы готовились ко сну, офицеры курили у крыльца, делясь первыми впечатлениями от сей оказии, разминая языки.