Игорь Малинский - Записки сдержанного оптимиста

На присягу приехали родители и друзья. Мама чуть ли не падала в обморок и всё причитала: «Какой худой, только нос и глаза…» Друзья гладили рукой по лысой голове, шутили и немного завидовали мне, ведь почти всем им предстояло идти в следующем году.

– Маля, что самое тяжёлое для тебя в армии? – спросил Юрчик.

– Видеть каждый день проезжающий мимо части автобус Геническ – Херсон.

И это была абсолютная правда. Ну а после присяги жизнь заиграла новыми красками. С утра – развод на работу, и прощай, батальон, на целый день! Сейчас скажу фразу, которая может не понравиться представителям других родов войск, поэтому заранее снимаю перед всеми вами шляпу. Однако по моим наблюдениям, служба в стройбате была одной из самых тяжёлых: во-первых, это был минимум 8-часовой рабочий день, во-вторых, службу тоже никто не отменял. Например, помесил ты весь день бетон, вернулся в часть, поужинал и заступил в наряд. Сутки в наряде несёшь службу, потом ночь поспал, а тут суббота! Позавтракали и давай строевой заниматься… «И такая дребедень целый день», как писал Чуковский. Большинство такого рода инициатив, я имею в виду многочасовые строевые занятия по выходным, объяснялись просто – офицерскому составу нечем было заняться. Посудите сами: после утреннего развода на работу бригада садилась в машину – сержанты и прапорщик в кузове с солдатами, старлей в кабине с водителем. Такой дружной командой они и должны были прибыть на объект. Но не тут-то было! После выезда из части машина останавливалась, офицер заглядывал через задний борт: «Ну, вы давайте там, чтобы всё хорошо было, проследите, товарищ прапорщик. Я сегодня занят». За первым же поворотом прапор стучал по кабине, машина останавливалась, мы получали очередные напутствия. В лучшем случае мы доезжали до мест работы с сержантом, и то не всегда. Иногда командир роты или зам по производству и командиры взводов приезжали на объекты после обеда, особенно если этими объектами были рыбзавод или винзавод, но чаще встречали нас уже в части. Вполне понятно, почему там они демонстрировали служебное рвение. Не жалуюсь – просто констатирую факт.

А мои трудовые будни, как и большинства воинов нашей роты, начались на строительстве жилого дома в Геническе. Стройка была в ста метрах от моря, поэтому для нас, как говорится, две новости – хорошая и плохая. Хорошая – обалденный вид на Азовское море, плохая – пронизывающий до костей декабрьский ветер с моря. Сержанты справились со своей работой за полчаса – показали нам азы кирпичной кладки. После чего они направились в натопленный вагончик, а мы стали тренироваться, периодически греясь у костра. Часика через два вышел Нурумбеков и позвал меня:

– Малинский, зайди к нам в вагончик, сержанты хотят тебя видеть.

Я положил мастерок и под сочувствующими взглядами остальных бойцов отправился за сержантом. В вагончике было жарко и пахло вином. Сержанты, расстёгнутые, с розовыми лицами и добродушными улыбками, встретили меня. На полу под столом стояла пустая бутылка из-под портвейна, на столе – чуть надпитая. В Союзе «три топора» (так называли портвейн из-за трёх семёрок на этикетке – 777) пользовался большой популярностью, так как был креплёным дешёвым шмурдяком.

– Малинский, ты наш годок, нам вместе идти на дембель, выпей с нами. – Нурумбеков протянул мне бутылку.

– Ну давайте с вами, – предложил я.

– Нет, мы уже, – Ешмуратов показал на пустую бутылку.

Долго не думая, я принял позу горниста и влил в себя за один раз примерно 0,7 литра вина. В вагончике воцарилось молчание. Четыре пары сержантских глаз смотрели на меня с изумлением. Первым пришёл в себя Нурумбеков:

– Малинский, ты как в часть заходить будешь?

– Спокойно, на своих двоих, – ответил я.

– Я тебя прикрою, – засуетился он.

– Да всё будет нормально, не переживайте.

Они просто не знали, что для настоящих херсонцев это не доза.

Освоив кирпичную кладку, я пошёл в подсобники к сварщику – это было и интереснее, и над душой никто не стоял. Попробовал поварить, нахватался «зайчиков» и даже один раз «покатался» на плите перекрытия, когда не успел отцепить стропы. В общем, жаловаться на отсутствие приключений не приходилось. В наряды заступал теперь только помощником дежурного по штабу, чаще всего с батальонным художником Фоминым. В таком наряде и встретил новый, 1982 год. Ребята из старшей роты позвали в полночь на улицу. Несколько человек кавказцев (ингуши, кабардинцы) угостили соточкой чачи, пока над Новоалексеевкой взлетали одинокие салюты.