Лариса Васильева - Кремлевские жены

Эта фотография навсегда отпечаталась в его зрачках.

Да что Юровский и иже с ним! Исполнители. И получили как исполнители по Закону Возмездия. Ни один из них не знал покоя и счастья на этом свете. Если есть Тот свет, с ними и Там разобрались.

Но главные распорядители, главные «творцы» убийства — где они?

Закон Возмездия, словно потирая от удовольствия невидимые руки, начал с главных. Не забыл второстепенных. И захватил с собой невиновных, точно так же, как в случае с царскими детьми.

В ночь с 16 на 17 июля 1918 года раздаются выстрелы в Ипатьевском доме.

Удивительное звуковое совпадение: первый русский царь из династии Романовых начал свое правление с коронации в костромском Ипатьевском монастыре — последний русский царь из этой династии кончил свое правление, застреленный в подвале екатеринбургского дома Ипатьева.

Уже через месяц, чуть больше того, Закон Возмездия начинает показывать себя.

30 августа 1918 года не мстительница-монархистка, не родственница царя, а тоже революционерка, эсерка Фанни Каплан стреляет в Ленина. Пули отравлены.

«Маловато сил было после ранения у Ильича», — жалуется Крупская.

В этот же день 30 августа убивают соратника Ленина, Урицкого.

В марте 1919 года внезапно умирает Яков Свердлов, Председатель ленинского Совнаркома, подписавший приказ об убийстве Николая Романова вместе с семьей. Сегодня ходит слух, что его разорвали на части рабочие. За приказ — расстрелять царя.

В этом еще времена разберутся.

В октябре 1920 года умирает от холеры Инесса Арманд — сильный удар в сердце Ленина.

Сам он тяжко заболевает в 1922 году, и в несколько приемов болезнь доводит его до полной недееспособности.

21 января 1924 года Ленин умирает. Последним его воспоминанием о полной событий революционной жизни становится всего-навсего грубость Сталина по отношению к Крупской. Последним беспокойством — тревога за судьбу партийной машины, на которой лежит сталинская рука.

Троцкий, загнанный, как заяц, сталинскими интригами, выброшен за границу, и там его все же настигает ледоруб Рамона Меркадера, посланца Сталина.

Тридцати лет от роду, от брюшного тифа в 1926 году умирает сильная и здоровая Лариса Рейснер.

20 июля 1926 года смерть косит «железного» Феликса Дзержинского.

Остающиеся и провожающие в последний путь уже ведут между собой смертельные политические схватки, доводя элементарные несогласия до поистине вражеских отношений. Дальше, дальше… дальше — больше.

Каменев, Зиновьев, Бухарин, Радек, Рыков — несть им числа — бьются, сгибаются перед Сталиным, пытаются выпрямиться, сгибаются опять…

В декабре 1934 года в Ленинграде убивают Кирова, такого же, как и все большевики, ничем не лучше других, не хуже. И Сталин, возможно организовавший это убийство, а возможно и нет, использует его для своей расплаты.

Тухачевский, Якир, Блюхер, Гамарник, Уборевич, Постышев, Косиор, Косарев, и дальше, дальше, дальше — разматывается сталинское лассо, захватывая все большее и большее количество преступников перед народом, захватывая и сам народ, истребляя его.

Тридцать седьмой год — кара за семнадцатый?

Сталин, наказанный по Закону Возмездия долгой жизнью, Сталин с его страшной манией преследования, развивающейся сухорукостью, низкорослый — при грандиозных амбициях быть и казаться выше и лучше всех, с таинственным убийством-самоубийством жены, с осиротевшими, обезумевшими от вседозволенности и жуткой строгости отца детьми, с паранойей, ставшей государственной нормой поведения, великий Сталин, одиноко умерший в своей кремлевской клетке под неслышные проклятия миллионов обездоленных рабов, под звуки фанфар во славу себе, Сталин, которого сегодня клянут и мажут дерьмом все, кого рядом с ним и различить-то невозможно.

Его сатрапы — Ягода, Ежов, Берия — говорить о них не хочется. Его верное окружение — Каганович, Калинин, Молотов, Ворошилов и т. д. Разве не получили они своего в той или иной мере, в том или ином виде: кто — попранием чувства собственного достоинства, кто — тюрьмой для жены или тещи, кто — от деток своих. И каждый расплатился — страхом. Безудержным страхом — перед возможностью выпасть из кремлевского круга.

Хрущев, пришедший свалить колосса, зарвавшийся во вседозволенности нелепых реформ и полумер, в итоге сброшенный с трона своими же приспешниками и тихо передающий на «загнивающий» Запад свои убогие воспоминания.

Брежнев — добродушное нечто, тяжко больной, преодолевающий боли ради никому не нужного руководства страной, «великий летописец» неизвестно чего, предмет насмешек и стыда растущего в его время поколения.