Эдуард Гурвич - Дерзкие параллели. Жизнь и судьба эмигранта

Все работы на выставке были подвергнуты экспертизе 19 местными экспертами. Комиссия по экспертизе была создана Антоновой. Она же, по просьбе Никиты Дмитриевича, встречала в аэропорту Джулиана Баррана, бывшего директора отдела импрессионистов в «Сотби», как самого авторитетного оценщика театральной живописи из Лондона, и наблюдала, как он ходил по залам музея, проставляя цены на работы Бенуа, Бакста, Гончаровой, Ларионова… «Абсолютно автоматически, – вспоминала она, – без малейших эмоций! Как будто это дыни и арбузы из Астрахани, а не уникальные сокровища». Покупка собрания Лобановых-Ростовских, казалось, – дело решенное. Уже шла речь о том, через какой банк и какими частями владельцы получат свои деньги. Антонова готовила статью об этой сенсационной покупке. Но… она не была опубликована. Сделка не состоялась.

Потом говорили, что помешала Чеченская война. Так это было или иначе, теперь сказать трудно. Но Ирина Александровна Антонова, спустя два года после той попытки продажи, отвечая на вопросы корреспондента «Известий», утверждала: «…Мы провели на самом высоком уровне, какой только возможен в России, полную экспертизу всего того, что сейчас предлагается к продаже. Было отклонено очень небольшое количество вещей, в основном, повторы или то, где эксперты не могли гарантировать достоверность… Что же касается самого уникального художественного собрания, то оно «просто блестяще». В музее отлично знают его. Поскольку коллекция Никиты Дмитриевича выставлялась здесь дважды – в 1988 и 1994 годах, сначала первая её часть, потом вторая… мы были бы счастливы обладать и всей коллекцией. У нас есть все необходимые условия для хранения и экспонирования этих замечательных работ».

Впрочем, в том же, 1995 году, когда в конце февраля Лобановым сообщили из Министерства культуры, что покупка не состоится, Никита Дмитриевич встретился с Антоновой и спросил, хотела бы она купить собрание без поддержки Минкульта. Ирина Александровна тут же согласилась, добавив, что не сможет купить всё, но только часть собрания на 2 миллиона долларов. С этой целью закупочная комиссия музея отобрала 190 из 347 работ, оценив их в 2 миллиона долларов. Лобановы согласились и на это. Оплата покупки должна была осуществляться по следующей схеме: 500 тысяч долларов при подписании соглашения и затем три ежегодных перевода по 500 тысяч долларов. Но и эта сделка не состоялась.

Привожу рассказ князя о третьей попытке:

– В 1997 году я написал письмо тогдашнему мэру Москвы Ю.Лужкову с предложением продать коллекцию городу. В результате, 22 августа 1997 года было опубликовано постановление правительства Москвы, которое поддержало идею покупки, а затем предложило консолидировать спонсорские средства за счёт внебюджетного Фонда развития культуры и искусства города. Собрание планировалось разместить в Музее современного искусства. Предполагалось приобрести эту коллекцию за 4,4 миллиона долларов. Потом нас попросили снизить цену на 30–40 процентов. В 1998–1999 годах по этому поводу шла интенсивная переписка. В конце концов, мы снизили цену. Пошли и на эту уступку! Затем директор Музея современного искусства академик З.К.Церетели сообщил, что музей готов приобрести 352 работы за 1,5 миллиона долларов. Мы с Ниной подписали и это соглашение. Но три года переговоров с Церетели оказались бесполезными. Музей современного искусства был открыт 15 декабря 1999 года. Мы даже не были приглашены на его открытие!

И всё-таки пришёл час, когда Никита Дмитриевич понял: или сейчас, или никогда! Забавно, каким образом князь почувствовал, что его время пришло. Это произошло в 2007 году после того случая, когда накануне торгов в Лондон прибыл российский десант во главе с олигархом Алишером Усмановым с заданием купить во что бы то ни стало коллекцию Ростроповича-Вишневской и вернуть ее на Родину. То была беспрецедентная сделка на антикварном рынке. Объявленные торги 2007 года просто не состоялись. Усманов купил втридорога знаменитую коллекцию русского искусства Ростроповича-Вишневской. Эта коллекция собиралась около 30 лет. Происхождение коллекции выглядит очень респектабельно, хотя, как полагает князь, назвать её целевой никак нельзя. В собрании Ростроповича-Вишневской очень много замечательных вещей. Но, подмечает Никита Дмитриевич, это не коллекция, скажем, Валерия Дудакова, который собирал работы «Бубнового валета»…

Приведу скептические замечания князя не только по поводу этой сделки, но и по предмету её. Думаю, дело тут не столько в ревности, хотя и она должна присутствовать (мол, почему купили не его коллекцию!), а в том, что высочайшая квалификация и авторитет собирателя позволяет ему говорить со знанием дела. Не скрывал Лобанов своего отрицательного отношения к тому, что эта коллекция попала в морскую резиденцию президента России, Константиновский дворец, который не является специально оборудованным музейным помещением. Далее, он заявил, что портрет кисти Серова «Юсупов у алого коня» в собрании Ростроповича-Вишневской должен висеть в Русском музее рядом с парным ему портретом «Юсупов у белого коня»… Такие замечания показались мне, дилетанту, не очень дружественными. Но для специалистов и знатоков они весьма существенны. Оказалось, что ещё при жизни Ростроповича князь просил его устроить выставку своей коллекции, потому что знал, что у него есть шедевры. В пору, когда Никита Дмитриевич служил консультантом в «Сотби», как-то за ужином в доме Джона Стюарта, тогдашнего главы Русского отдела, за столом вместе с ним оказались Мстислав Ростропович, Галина Вишневская и директор Русского музея в Петербурге Владимир Гусев. Князь напрямую сказал Ро-строповичу: «Знаю, что вы против выставки вашего собрания, но сделайте, по крайней мере, каталог, чтобы хотя бы специалисты и любители могли бы увидеть неизвестные и считающиеся утерянными работы в вашем собрании». Но, как утверждает князь, Вишневская категорически воспротивилась этому предложению, мотивируя тем, что это привлечёт к их коллекции криминальный интерес.