Эдуард Гурвич - Дерзкие параллели. Жизнь и судьба эмигранта

В стране Советов принято было считать, что родная почва питает талант. Да иначе и не могло быть. Советы понимали, что в эмиграцию готовы уехать полстраны и почти вся интеллигенция. Один из пропагандистских трюков власти заключался в том, что талант художника (писателя, поэта, артиста, музыканта, живописца), лишившегося родины, непременно погибнет. Вопрос, на пользу ли художникам была эмиграция или во вред, пробовал поднять в своих воспоминаниях и заметках Никита Дмитриевич Лобанов. По его версии, одни художники работали в эмиграции весьма успешно, другие теряли талант, шли в ложном направлении или вообще переставали писать. Окончательный диагноз коллекционер ставить избегает и лишь указывает на события в биографии живописцев. В этом смысле, любопытно взглянуть на схему эмиграции 22 художников-дягилевцев, которую составил Никита Дмитриевич. Она фиксирует время отъезда мастеров, начиная с 1910 года, когда Российскую империю покинула Соня Делоне. Собственно, эта дата условна. Соня уехала из России гораздо раньше. Уже в 1902 году она училась в Германии, а в 1905 году окончательно переехала в Париж. В 1914 году М. Ларионов, как участник Первой мировой войны, получает тяжёлую контузию, лечится в Восточной Пруссии, а затем в 1915 году в целях поправки здоровья перебирается в Швейцарию. За ним последовала Наталья Гончарова.

Настоящий же исход художников из Советской России начинается с 1918 года и продолжается до 1928 года, после чего выезд из СССР становится практически невозможным. Лобанов полагает, что причины эмиграции лежат вне политики, так как художники обычно ею не интересуются. С одной стороны, характеризуя обстановку в стране в период отъездов, он обосновывает ее господством «левых» художников, возникновением НЭПа, смертью Ленина и восхождением Сталина, появлением реализма. Надо полагать, что именно эта обстановка делала невозможным жить и творить художникам в Советском Союзе.

С другой стороны, князь приводит строки из письма Василия Шухаева (бежавшего из Советской России по льду Финского залива в 1920 году и вскоре оказавшегося в Париже) своему учителю: «Меня поражает за границей энергия русских. Сколько работают… Вся Россия старая не делала того, что делают сейчас русские за границей». Интересно письмо князю ленинградского художника Сергея Чепика, выехавшего за границу в 1989 году: «Да что говорить! Ведь с художественной школы внушается: эмиграция для русского художника, писателя, композитора – творческая смерть! Он (художник-эмигрант): а) пьёт без просыпу; б) плачет, стонет, спокойно не может видеть берёзку; в) конечно, сидит без гроша и чуть ли не каждый день режет свои холсты. …Горька судьба русских художников-эмигрантов, не понявших значения Великой Октябрьской: Шагала, Суетина, Кандинского, Цадкина, Архипенко… Приговор гласит: художник-эмигрант ни черта не пишет и работать не может! Ваши выставки перечеркнули эту ложь… Коровин, Бенуа, Бакст, Добужинский – всё создано не в запойной зелёной тоске, а блистательно нарисовано, скомпановано и написано…».

Это верно даже с той поправкой, что из работ художников-эмигрантов Лобанов отбирал в коллекцию, прежде всего те, которые были написаны… до эмиграции. Скорее всего, это связано с темой коллекции, определённой периодом Дягилева, а может быть, художники писали до эмиграции лучше. Князь уверен, что А.Бенуа всю свою жизнь проработал в одном и том же стиле: «Он как бы навсегда остался в начале Серебряного века и поэтому выбирал для оформления только те постановки, которые отвечали его классическому вкусу. Единственной большой уступкой модернизму было оформление «Петрушки»… Как художнику, ему, может быть, не хватало живости стиля и проницательности…» Кстати, от дочери Бенуа князь получил так называемый «революционный дневник» отца, который члены семьи не хотели публиковать. Дневник решено было положить в банк на 50 лет. Но после радикальных перемен в России этот «пятидесятилетний срок» был аннулирован. В 2003 году дневник Бенуа был опубликован в Москве под названием «Мой дневник 1916–1918».

Забавно замечание о семье Бенуа, жившей как-то по-особому абсолютно «независимо» от Франции: «Здесь никогда не платили никаких налогов, но не получали никаких пособий… В случае болезни звонили в советское посольство и оттуда приходил врач. Даже если что-то случалось с электричеством, звонили опять в посольство, приходил электрик и приводил всё в порядок. Семья Бенуа явно не сочувствовала господствовавшему тогда в СССР политическому строю, но они были глубоко русскими людьми и остались таковыми»…