Эдуард Гурвич - Дерзкие параллели. Жизнь и судьба эмигранта

В рассказах о подобных находках цепляет именно фраза: лежали груды великолепных работ. И становится понятной миссия такого коллекционера, заключавшаяся именно в спасении предметов искусства, которые погибали физически, находились в забвении, выпадали из времени, из предназначенной им ниши. Через хозяина кафе Лобановы познакомились с балетмейстером Борисом Александровичем Князевым, тоже жившим в Афинах. У него оказался не только Челищев, но и Коровин. Лобановы купили у него восемь работ.

Но на этом история с Челищевым не заканчивается. В 1972 году в Нью-Йорке в Музее современного искусства проходила выставка под названием «Приобретения». Один зал был полностью отдан под работы Челищева.

– Они мне показались такими радостными, яркими – на уровне Шагала, – вспоминает Никита Дмитриевич, – но гораздо более красочными. А когда под картинами я увидел табличку «Приобретены у г-жи Заусайловой, сестры художника, в Париже», тут же решил вылететь в Париж. Там, в 15 округе Парижа, я нашёл Александру Фёдоровну. У неё были парализованы ноги, и передвигалась она с помощью кресла-каталки. Сокрушаясь, что современники не очень интересуются работами брата, она попросила князя встать на стул, дотянуться до стопки бумаг, лежащих на платяном шкафу, чтобы вместе посмотреть, что там. Визит к сестре Челищева закончился тем, что коллекция пополнилась несколькими театральными работами этого замечательного мастера.

С Михаилом Фёдоровичем Андреенко коллекционер встретился в одном из парижских кафе, предварительно написав ему письмо. В 70 лет Михаил Фёдорович, вспоминает Лобанов, обладал ясным умом, остроумно шутил, очень объективно и разумно говорил о своих коллегах, русских художниках в Париже, в частности, об Анненкове. Убедившись, что коллекционер искренне интересуется русской театральной живописью, художник пригласил его в мастерскую. Жил он почти в нищете. Спроса на его работы не было. Никита Дмитриевич купил у Андреенко десять эскизов декораций, в том числе «Костюм для печального клоуна. Арлекинада», сделанный в 1921 году. Впрочем, эти ранние эскизы отличались от более поздних работ художника. Под влиянием кубизма и конструктивизма Экстер, Андреенко разработал свой стиль, совмещавший коллаж, яркую цветовую гамму и мастерство рисовальщика. Впоследствии художник из-за плохого зрения утратил чистоту красок. Было очевидно, что мастера покидал и дар рисовальщика.

С Борисом Израилевичем Анисфельдом, романтиком, оказавшимся под влиянием символистов, Лобанову познакомиться не удалось, но в 1964 году он купил несколько работ у его дочери Мары в Вашингтоне. Работы её отца были сложены в подвале и сильно пострадали от сырости. Они не интересовали дочь, по профессии маклера, занимавшуюся продажей квартир. Все работы были подпорчены, и хотя цену она назначила невысокую, пришлось потратить определённую сумму на их реставрацию. Среди работ выделяется эскиз «Фокин в роли раба Клеопатры». Балетмейстер Михаил Фокин пригласил художника оформить несколько его балетных спектаклей. (Исторический экскурс. Борис Израилевич родился в Бессарабии. И именно это обстоятельство решило судьбу его картин. Их купил богатый житель Чикаго, который узнал, что когда-то поместье его отца граничило в Бессарабии с поместьем Анисфельдов).

С одним из лучших рисовальщиков своего времени, Анненковым князь встретился в Париже. Художнику было уже 75 лет. Он жил в районе Монмартр. Его графическое мастерство благодаря разнообразию приёмов достигло высокого совершенства. Виртуозная тонкость штриха делала его работы необычайно своеобразными и острыми. Но в последние годы жизни, на взгляд коллекционера, мастер тяготел к абстрактной живописи, коллажам, монтажам, которые выглядели «неэстетичными и зачастую безобразными». В коллекции Лобановых видное место занимает «Костюм для жены Анненкова Елены, танцевавшей старшую ведьму в «Первом винокуре». Однако собирателю не удалось приобрести портрет В.Э.Мейерхольда, выполненный Анненковым тушью в 1922 году. Эта работа была выставлена на продажу 15 ноября 1989 года в Париже.

– Я бился за портрет, – рассказывал Никита Дмитриевич, – дошли до 100 тысяч франков, но потом уступил. Давно ли я покупал его работы по сто долларов!.. А тут только за две была выложена сумма, которую он (Анненков. – Э.Г.) вряд ли выручил за большинство своих произведений в течение всей жизни в эмиграции. (Портрет был продан за 200 тысяч франков).