Но давно забыты те элиты – как и большинство наглых «демократизаторов» 90-х годов. А Валерий Николаевич продолжает трудиться, несмотря на годы, здоровье и постоянные попытки выселить Союз писателей из обжитого здания в центре Москвы. Вот и говорите о «лени», «слабости», «разгильдяйстве» русских людей…
Одним из дел жизни стала для Ганичева забота о памяти адмирала Федора Ушакова. Писатель опубликовал о нем несколько книг, инициировал установку памятников флотоводцу, а с 1995 года добивался причисления к лику святых этого человека, который был известен глубокой верой, а в старости жил вблизи монастыря, куда часто приходил для молитвы и где проводил великий пост. В 2001 году святой праведный воин Феодор был канонизирован.
С этим ярким писателем и блестящим редактором мы познакомились в «Московских новостях». Тогда, после выхода антиутопии «Невозвращенец», Александр Абрамович был на гребне славы и не чурался долгих разговоров, которые кому-то могли показаться праздными, но иногда порождали блестящие идеи, как литературные, так и политические. Больше всего мне запомнилась его присказка:
– Я дважды национал-патриот. Я за великий Израиль от Красного моря до Белого – и за великую Россию в тех же границах!
С тех пор я по его просьбе много раз что-то пописывал – и в «Коммерсантъ», и в журнал «Саквояж СВ» для пассажиров поездов. Жаль, что сегодня этот мудрый и честный человек подзабыт. Да, увы, здоровьем он не блещет. Но неужели нет никого, кто мог бы записать его мысли и мнения и вновь вбросить их в общественное пространство?
В детские годы мне досталась от тети пластинка уже выходившего из моды формата «гранд» с отколотым краем – «Новелла Матвеева. Песни». Сначала шокировал голос – то ли детский, то ли старушечий, в общем, какой-то «несерьезный». Но уже после второго прослушивания я начал напевать эти песни, как напеваю их до сих пор, иногда на пару с кем-нибудь из современных музыкантов моего поколения.
Новелла Николаевна, с ее, по выражению Ганичева, «гриновским» миросозерцанием, была в советской культуре совершенно «нездешним» явлением, несмотря на огромные тиражи пластинок, и остается им до сих. Многие считают ее полулегендой далекого прошлого, даже не подозревая, что до своей недавней кончины она продолжала писать, почти не выходя из дома. Вот хотя бы такие две строфы:
Стихнет —
И снова обрушится
Ветер, душистый насквозь…
Господи! стоит прислушаться:
Что это вдруг пронеслось?!
В шелестах клена осеннего,
Силясь восполнить пробел,
Слышатся… песни Есенина!..
Те, что сложить не успел.
Или вот, политическое:
Сброд
(Вопреки истории само́й)
Одну лишь дату жалует
на свете:
«Тридцать седьмой!
Тридцать седьмой!
Тридцать седьмой!»
…А почему не девяносто третий?
Познакомиться с поэтессой мне довелось лишь совсем недавно – я много раз пытался ей позвонить или написать, но лишь однажды получил ответ, и мы попили чаю у ее соседа – замечательного писателя Владимира Крупина, кряжистого вятского подвижника. Потом заходил в гости, говорил по телефону и всегда радовался тому, что Новелла Николаевна (в крещении Вера) оставалась человеком совершенно живым и самодостаточным, хоть и очень одиноким. Благодарю Бога за то, что смог от лица возглавляемого мной отдела номинировать Новеллу Матвееву на Патриаршую литературную премию, и многими эта номинация была поддержана.
– Та самая? – спрашивали члены номинационных инстанций. – Неужели жива?
Прийти на церемонию Новелла Николаевна так и не смогла. Чуть-чуть голосов для премии не хватило. Но люди в зале, особенно пожилые, аплодировали от души, услышав само ее имя.
Сергей – сын известного протоиерея Александра Шаргунова, помянутого чуть выше. В юности он пошел как бы другой дорогой, но это лишь подтверждает, что он весь в отца, в молодости слывшего нонконформистом, да и до сих пор таким остающегося: отец Александр агитировал за коммунистов, когда церковные власти якшались с Ельциным, а потом выступил как один из самых радикальных церковных консерваторов на фоне официозной «умеренности и аккуратности». Сын прошел через «модный» бунт, а сейчас вроде как отождествляется с политическим мейнстримом, но на самом деле, будучи вполне «своим» среди либеральной интеллигенции, он шокирует ее последовательно патриотической, консервативной повесткой дня. И значит, идет против течения именно в «своей» среде, где «диссидентов среди диссидентов» никогда не любили и всегда по-тихому грызли.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу