Всеволод Чаплин - Вера и жизнь

А в самом начале девяностых случайное знакомство с Еленой Хангой привело меня в кабинет Владимира Владимировича Шевелева – тогдашнего секретаря парторганизации «Московских новостей». Шевелев, бывший конфидентом Александра Яковлева, многое мог себе позволить. Будучи сам человеком неверующим, он привечал религиозно мыслящих авторов. Именно с его подачи началась журналистская карьера иеромонаха Марка (Смирнова), диакона Андрея Кураева, Александра Солдатова, Якова Кротова и многих других людей, которые стали писать о религии в «перестроечных» СМИ. Стали выходить в «Московских новостях» и мои тексты, весьма либеральные по тем временам. Появилась одна статья и в «Огоньке». Если сначала я пришел в Церковь через правоконсервативные круги, то на рубеже 80-х и 90-х был скорее под влиянием «либеральной партии» и пришелся ко двору «демократам». Впрочем, году уже к 1993-му я начал серьезно с ними спорить – происходившее в стране практически опровергло правоту прозападного пути, на который мы с единомышленниками когда-то искренне рассчитывали.

Принцип «не навреди» должен вернуться в журналистику. Так же, как и стремление помочь людям, возвысить и воспитать их, сделать общество лучше, а не плестись за низменными страстями, зарабатывая на них деньги, славу и «влиятельность». За нравственной журналистикой – будущее. Если, впрочем, оно у нас есть. Но если есть – значит, не станут больше править бал циничные и лживые мастера ядовитого пера, в том числе и те, кто «спасает» Церковь от верующих и от ее собственного учения. Журналисты, да и общество давно уже начали понимать, что в российских СМИ слишком много негатива. И сейчас на телеэкранах и в газетах постепенно сокращается пространство, наполненное кровью, конфликтом, скандалом, деструкцией. Но этого мало. Нам нужно забыть постсоветский и постперестроечный цинизм, который скептически ухмыляется, когда кто-либо о ком-либо отзывается безусловно хорошо. Мы должны вновь научиться говорить с пафосом и придыханием – о солдате, спасшем детей от террористов, о сельской учительнице, всю жизнь работающей за гроши, о художнике, прославляющем подвиги предков, о бизнесмене, раздающем деньги бедным… Запад своего пафоса не стесняется, как не стесняется и слез под звуки национального гимна. Не нужно стесняться и нам. Люди будут жить гораздо более осмысленно, если по телевизору им скажут: вот этот человек – подвижник и герой. Он на сто процентов достоин подражания. Давайте будем как он!

Как бы то ни было, в «Московские новости» я продолжал заходить – и не только для того, чтобы предложить или обсудить какие-нибудь тексты. Там собиралась потрясающая компания умных людей, с которыми было о чем поговорить за стаканом вина или рюмкой водки. Собирались по-советски – в кабинете у Шевелева. Заходили Лен Карпинский, Александр Кабаков, Дмитрий Казутин, Александр Минеев, те же Кураев и Солдатов… С Шевелевым мы общались практически до его кончины в 2006 году – в последнее время жизни он полностью потерял зрение, не выходил из дома, но по-прежнему с удовольствием пригублял вино, пел Галича под гитару и с некоторой грустью рассуждал о будущем России и Церкви. Сам, кстати, так и остался неверующим.

На стыке советского и постсоветского времени я начал выходить на радио, чуть позже – на телевидение. Никогда специально не стремился ни туда, ни туда, но, если приглашали, приходил. К сожалению, приглашали прежде всего на ток-шоу, где обсуждались околорелигиозные проблемы – например, деятельность сект или наши споры с католиками о корректности их миссионерства в России. Последних, конечно, поддерживал тогдашний либеральный «мейнстрим» в лице ведущих, экспертов, раскрученных деятелей искусства. Как же, все западное было для них лучше по определению! А Православие тогда уже лишили ореола «диссиденства» и полоскали то за «сотрудничество с КГБ», то за общение с Ельциным, то за неосуждение общества «Память»… Тогдашние ток-шоу, правда, были еще «вегетарианскими» – удавалось довольно долго и даже спокойно излагать свою позицию. Сейчас в основном верх берет тот, кто умеет перекричать оппонента и уместить реплику секунд в пять. Иногда, впрочем, краткость не так уж плоха, особенно в эфире.

Жизнь имеет разные скорости и разные состояния. Но наше телевидение демонстрирует только одну скорость – бешеную, и людей – либо самодовольно-«преуспевающих», либо погруженных в страдания и скандалы. Нет «медленной» музыки, нет долгих планов, нет спокойных рассуждений. Вообще кому-либо, даже президенту, трудно добиться возможности сказать что-то серьезное и спокойное с телеэкрана. В итоге все мы постепенно привыкаем говорить и думать скороговоркой, жить в ритме рэпа или рекламного ролика.