Всеволод Чаплин - Вера и жизнь

Этот священник не тратил время впустую – даже на отдыхе писал, размышлял, говорил с людьми. А когда появилась возможность выступать на телевидении, на радио, в больших залах, старался не отклонять ни одного приглашения. Так и нужно поступать пастырю, миссионеру, вообще любому христианину, имеющему дар слова. Расслабляться и лениться нам некогда – ведь каждое время для нас должно восприниматься в качестве «последнего», как когда-то чувствовался «последним», тревожным 1990 год. И мы должны быть «людьми не отсюда» – гражданами будущего Царства, которые не оглядываются на житейскую логику, на заботу о «выживании» и «благополучии», на прочие «мудрости» этого мира. Именно таким человеком, ярко выделявшимся на фоне советской жизни, был отец Александр Мень.

Не все «апостолы интеллигенции» были известны широко. В советские и ранние постсоветские годы служил в Москве – сначала в единственном на тот момент храме в Измайлове, а потом в центре, на Антиохийском подворье – отец Вячеслав Винников, очень любимый «тихими», недиссидентствующими интеллектуалами. Исповедовал многих молодых людей, любил поговорить с ними о Достоевском, писал в стол (только после перестройки выпустил две книги). Я начал ходить к нему в Измайлово еще в начале восьмидесятых – после неожиданного отзыва одной простой старушки:

– Батюшка очень духовный, хоть с виду и не скажешь!

Вскоре я понял, в чем было дело. На людях отец Вячеслав, одетый в светское платье и по виду вполне похожий на «поэта-художника», как бы стеснялся своего сана. Однажды я встретил его в метро и попытался взять благословение, но тот лишь сжал мне руку, пугливо оглядываясь по сторонам. Это, впрочем, совершенно не изменило моего отношения к нему как очень душевному человеку и открытому к ищущей молодежи священнику.

Новое время потребовало новых людей. Отец Вячеслав не вписался ни в какое из направлений церковного возрождения, так и оставшись «пастырем узкого круга». Наша связь почти прервалась, лишь иногда мы обменивались парой слов на службах в Антиохийском подворье, куда я заходил нечасто.

А потом произошла беда – к сожалению, для нашей церковной жизни типичная. Батюшка состарился, его отправили за штат, служить приглашать перестали и вскоре практически забыли. Оказавшись в совсем уже узком кругу, он вспомнил «демократические» иллюзии ранней юности, появился в Интернете с плакатом «Pussy Riot Is Right», горько плакал на прощании с Глебом Якуниным, а потом заявил, что к Русской Православной Церкви больше не принадлежит. А ведь ждал, может быть, только одного: чтобы хоть иногда приглашали в храм и давали возможность если не служить – на что почти не хватило бы сил, – то исповедовать и участвовать в приходской жизни добрыми наставлениями.

Знаю и еще один пример священника, популярного в 80-е годы, а теперь практически забытого – даже в Интернете можно найти лишь пару упоминаний о нем. Это отец Сергий Булатников, к которому на то же Антиохийское подворье приходили десятки молодых людей – для советских времен это было очень внушительное количество. Иногда его ругали за «либерализм»: при оценке разных грехов он мог достаточно мягко отнестись к «юношескому максимализму». Как ни странно, молодые люди в конце концов начинали тянуться к более строгим духовникам – но отца Сергия по-прежнему любили за открытость, за всегдашнюю готовность поговорить, даже в дни тотальной загруженности крестинами-исповедями-отпеваниями. Мог он и подкинуть молодежи пятерку-десятку – знал, что иногда в центре города мы оказывались даже без денег на еду, а тут хватало и на небольшую совместную посиделку.

Потом отец Сергий служил настоятелем на Пятницком кладбище и попал под публичную критику из-за распоясавшихся церковных работников, внаглую вымогавших деньги с «захожан». Из настоятелей его довольно поспешно убрали – в тот момент публичные обвинения были в диковинку. Вскоре с ним случился тяжелый инсульт – и священник, в 2005 году отправленный за штат, оказался никому не нужен, кроме собственной семьи. Служить батюшка из-за болезни не может. Прежний «либерализм» сменился строгостью характера. Шестеро детей, теперь взрослых, по-прежнему проживают с ним в одной квартире (седьмого в этом мире уже нет). Стараюсь иногда пригласить его в храм и что-то «подкинуть»: старые долги надо отдавать.