Всеволод Чаплин - Вера и жизнь

В самом деле, если мы заявляем, что живем по Евангелию, по отцам, по канонам, по уставам, – неужели это пустой звук и лицемерие, неужели можно жить иначе? Этот вопрос задавали и задают себе лучшие, наиболее искренние и наиболее верующие люди в Православной Церкви. Вовсе не только неофиты. И отвечать на этот вопрос Церкви надо, даже если он задается запальчиво и резко. Надо, чтобы люди не теряли своей веры и своего горения. И пусть некоторые используют ригоризм в личных низменных целях. Пусть многие готовы ради буквы пожертвовать человеком, изгнать его из Церкви или лишить возможности войти в нее. Таким людям как раз и нужно напоминать Евангелие, отцов, каноны, которые так много и так сильно говорят о любви – собственно, о ней-то они и говорят в первую очередь. И в то же время совершенно необходимо приближать нашу жизнь к нашим извечным нормам и к нашим идеалам – пусть постепенно, пусть с поправкой на немощь и скудость современного человека, но делать это необходимо. Впрочем, это уже и делается вопреки тем, кто двадцать-сорок лет назад говорил, что нынешний мир не примет «нереформированного» Православия.

Сегодня бедствуют храмы не только русской провинции (особенно Северо-Запада), но и некоторых стран «нового зарубежья». Посещая епархию в Душанбе, я увидел картину почти советского образца: священников на сотни километров единицы, поют и читают за службами несколько женщин, единственный в небольшом соборе пономарь явно ненадежен, архиерей – человек с московским воспитанием и педагогическим прошлым – делает все сам, ну да еще сестра, приехавшая из Москвы, помогает. Единственное, чем я мог тогда помочь, – попробовать выбить российские «внешнеполитические» деньги. Но и эта инициатива была «зажевана» Патриаршей канцелярией – дескать, смета была недостаточно «проработана», а для ее детализации у епархии или у возглавляемого мной отдела не было ни денег, ни бесплатных специалистов. Понятно, что сама Церковь не дала бедной епархии ни копейки.

Имущественное и социальное расслоение духовенства, увы, стимулирует церковный карьеризм. Рядовые священники стремятся в настоятели – пусть даже строящихся храмов. Это дает новую степень пастырской свободы и возможность самостоятельно управляться с финансами и администрацией. Некоторые стремятся в епархиальные чиновники. Материального положения такой статус обычно не улучшает, однако он позволяет находиться на виду у начальства, а иногда и готовить выгодные для себя кадровые решения. Поработал года три начальником одного из епархиальных отделов, помог кому-то в делах, получил влиятельных союзников, а то и светских ходатаев – глядишь, и назначили тебя на «хлебное» место.

И вот тут мы подходим к одной из самых больных проблем церковного управления. Назначение на должность настоятеля или обычного штатного клирика, епархиального чиновника или благочинного (главы церковной структуры районного уровня) происходит единоличным решением епископа – главы епархии. Канонически это совершенно обоснованно – у епископа в местной церкви вся полнота власти, и отменить его решение не могут ни Патриарх, ни Синод. Однако правильно распорядиться такой властью могут только люди с крепким церковным воспитанием, желательно полученным в синодальном аппарате, духовной академии или крупном монастыре. Именно в таких местах в дореволюционное и советское время специально, хотя и неформально, готовили кандидатов в епископы. Сегодня многие новопоставленные архиереи такого воспитания лишены, поскольку во избежание лишних проблем Патриарх и Синод подчас отбирают кандидатов бесхитростных, безыдейных, практически ориентированных – однако именно поэтому начинает воспроизводиться худшая провинциальная практика. Другой эти архиереи по-настоящему и не знают.

Очень часто назначение настоятелей и штатных священников производится без малейших консультаций с общиной – и речь идет о незнакомых для нее людях. Похоже, многие архиереи считают: главное – восстановить или построить храм. И поэтому человек с «менеджерской» хваткой получает преимущество перед теми, кто способен прежде всего к духовной работе над собой и к пастырской работе с прихожанами. Если речь идет о новообразованном приходе строящегося храма – это еще полбеды. Но когда убирают пожилого, но вполне дееспособного священника, к которому все привыкли, и взамен ставят молодого карьериста, думающего только о стройке и доходах, в душах многих людей возникают обида и непонимание. Подчеркну: речь обычно идет о человеке, совершенно прихожанам незнакомом. Очень часто – об одном из «любимчиков» архиерея, входящем в круг епархиальных сотрудников или в личное окружение. В древней Церкви такое было немыслимо: священники и епископы «росли» в своих общинах, а потому еще до рукоположения люди знали плюсы и минусы этих людей. В дореволюционной России пастырь часто служил всю жизнь на одном приходе, а потом его сменял один из сыновей или зять (отсюда выражение «невеста без места» – то есть поповна, женившись на которой, молодой человек не получал приход по наследству).