Всеволод Чаплин - Вера и жизнь

– У моей бабушки бог был Николай Угодник. У мамы – икона Kазанская. А я вот выбрала себе в бога – Смоленскую.

Другой известный клирик, ученый игумен, ушедший потом в раскол, так и просто загодя злорадствовал:

– Ну что, ну и пришли эти дети… Пиписка вырастет – и уйдут, поминай как звали!

При этом иногда утверждалось, что «на наш век старух хватит, а не хватит – новые состарятся». Судьба комсомолок сталинского призыва вроде бы это подтверждала – но Бог и история распорядились иначе, о чем я несколько позже расскажу.

В начале 90-х годов были наконец «свергнуты» старосты – в новых приходах их роль свелась к чисто служебной, да и в старых их власть сильно ограничилась. С одной стороны, это покончило со всевластием мирян, ориентированных только на зарабатывание денег и на поддержание хороших отношений с властями. С другой – многим священникам, особенно в восстанавливаемых или строящихся храмах, приходилось становиться прорабами, снабженцами, вечными просителями в кабинетах богатых людей, среди которых в этот период было много представителей криминала и просто наглецов, позволявших себе буквально издеваться над «карманными попами». Рассказывают историю, как один священник умер, когда его заставили выпить «на спор» пару литров водки, пообещав в случае «успеха» восстановить храм. К сожалению, церковное начальство нередко требовало завершить восстановительные работы «любой ценой» к какому-нибудь сроку, толкая духовенство на постоянное унижение перед нуворишами. Перед более крупными «спонсорами» оно унижалось само – венчало не вполне законные браки, участвовало в праздновании омерзительных новорусских «юбилеев», освящало предприятия и магазины сомнительного характера.

Постепенно проблемы приходской жизни, сохранившиеся с советских времен, пополнились новыми или усугубились на новой почве. Возьмем такое явление, как «требоисполнительство». Многие клирики в приходе получают совершенно мизерное содержание – причем оно соответствует реальным денежным поступлениям в храм («спонсорские» деньги на строительство и реставрацию мы здесь в расчет не берем). Однако иногда священник может получить сумму, равную своему месячному «довольствию», совершая крестины, отпевание, соборование, освящение машины – в приходе, а уж тем более «на выезде». И если в советское время это было отчасти оправданно – люди боялись прийти в церковь, – то сейчас «выездная» треба уместна только в случае посещения больного, освящения жилища или рабочего места. Для всего остального людей лучше пригласить в храм. Однако многие священники «живут» именно требами – богослужение становится чем-то второстепенным. В некоторых храмах после литургии – главной службы – совершаются молебны, что с точки зрения богослужебной культуры, мягко говоря, не вполне логично. На эти молебны иногда приходит больше людей, чем на литургию, а уж если кто оказался в храме ближе к ее концу, то скорее для того, чтобы перед молебном или панихидой свечки поставить. Это, если хотите, перевернутое с точки зрения настоящего христианства сознание.

Некоторые люди вообще не понимают и даже не пытаются понять богослужение. Они приходят в храм и молятся своими словами – о близких, о житейских нуждах. Само по себе это естественно и совсем не плохо, но только если не теряется смысл христианской жизни, открываемый нам в том числе через богослужебные тексты, составленные по преимуществу святыми людьми. В одной из священнических молитв, читаемых во время утрени, даже говорится: «Как подобает молиться, Господи, мы не знаем, если Ты не наставишь нас Духом Твоим Святым». Молясь о земном, мы подчас забываем о главной – вечной – жизни, упускаем ее из внутреннего взора. А ведь нынешняя жизнь – лишь вступительный экзамен перед вечной. Она, эта бесконечная жизнь, – наша главная и, по большому счету, единственная цель. И достигается она истинной верой и добрыми делами. В нее не войдут ни отрицающие Христа, ни нарушающие Его заповеди.

В понимании всего этого нас воспитывает богослужение. Не случайно русские люди давних веков, которые в огромном большинстве своем не читали Библии и не учились Закону Божию, сохранили многие евангельские изречения в пословицах и поговорках: они усвояли богооткровенные истины во время службы в храме. Сегодня многие из тех, кто с готовностью учит английский, французский и даже китайский или арабский, не сомневаясь в практической полезности этих языков, сетуют на «непонятность» церковнославянских богослужебных текстов. Однако достаточно пару раз прочесть любой из них и пару раз посмотреть непонятные слова в Интернете, чтобы понимать, что именно поется и читается в храме. Другое дело, что тексты это сложные даже в русском переводе. Многие из них представляют собой возвышенную «византийскую» литургическую поэзию – или древнееврейскую, если говорить о псалмах. К тому же все эти тексты, даже «простые», афористичные, погружают нас в особый мир – мир созерцания правды о неописуемом Боге, мир вершин святости и богомыслия, мир Царства Христова, непостижимого человеческим умом.