Всеволод Чаплин - Вера и жизнь

Хорошо, что у нас есть сильные православные индивидуумы, ощущающие себя в качестве верующих людей в той или иной сфере жизни общества. Чего у нас пока мало – это скоординированного влияния православных христиан на все те сферы жизни общества и государства, в которых они трудятся. А такое влияние как раз и может осуществляться через координацию усилий. Мы должны ощущать себя Церковью, действующей в мире. Мы должны ощущать себя сообществом людей, которые вместе – именно вместе, соборно, а не поодиночке – влияют на творческие процессы, на экономику, на государственное управление, на все сферы жизни, в которых мы трудимся. И не нужно бояться ставить перед собой именно такую задачу: если мы – большинство в своей собственной стране, в своих собственных странах – а здесь присутствуют представители Белоруссии, Украины, Молдовы, – то мы имеем полное право на то, чтобы наши нравственные принципы, наше видение настоящего и будущего были определяющими в тех сферах жизни общества и государства, в которых мы трудимся. А для этого нужно уметь формулировать свои цели. Для этого нужно уметь вырабатывать механизмы, которые позволяли бы христианам, в первую очередь мирянам, ставить перед собой христианские смысловые задачи во всех сферах жизни народа и страны.

Когда в 2000 году были приняты только что приведенные формулировки Основ социальной концепции, опасность в них разглядели лишь самые проницательные оппоненты нравственного и религиозного влияния на право. Другие пренебрежительно бросали: «Поговорят – и все». Основания для этого были – многие церковные документы, самые грозные и решительные, за последние годы ни к чему не привели, не были конкретизированы и забылись. Однако я старался и до сих пор стараюсь сделать все, чтобы с оценкой Церковью законотворческого процесса так не получилось.

Как человек, несший ответственность за участие Церкви в обсуждении законопроектов, я поднимал в диалоге с Госдумой и исполнительной властью десятки тем, включая ограничение абортов, защиту людей от электронного контроля, право родителей на воспитание детей, нравственные рамки творчества и свободы слова, возвращение русского фактора в национальную политику, кризис социальной справедливости, развитие международного права и, конечно же, свободу совести и религиозной жизни. Делалось немало конкретных предложений. Когда-то власти слушали, когда-то нет. Противодействие шло в основном из либеральной части экономического блока правительства, от спонсируемых Западом религиозных и общественных структур и от «осторожных людей» в Администрации Президента. Среди депутатов поддержка была почти полной – в Думе шестого созыва даже действовала межфракционная депутатская группа по защите христианских ценностей.

Напряженность начала нарастать в момент, когда христианское влияние на принимаемые законы набрало «критическую массу» – похоже, катализатором послужило предложение Патриарха Кирилла вывести аборты из системы обязательного медицинского страхования. Большинство депутатов однозначно бы поддержало его. Это бы, в свою очередь, открыло дорогу к поддержке других мер, направленных на устрожение нравов, – и как раз такое развитие событий многих, думаю, испугало. Свобода грешить для части нашего правящего слоя остается главной свободой. Именно поэтому так тяжело идет возвращение нравственности в законодательство.

Однако возвращать ее надо – и сегодня, вопреки «зарегулированности» нормотворчества, это лучше всего можно сделать через прямое гражданское действие. Политикам и особенно чиновникам не надо давать расслабляться – нужно встречать их с плакатами, обсуждать их решения в Интернете и в звонках на радио, ставить все неудобные вопросы перед выборами. Именно так и только так можно заставить их слушать народ, а не западных спонсоров и не шептунов со Старой площади.

Высшее, ценностное измерение права неотделимо от вопроса о самостоятельности страны в принятии законов и решений. Главная опасность для свободного выражения народной воли через нормотворчество прячется сейчас не в Думе и даже не на Старой площади – в тех кабинетах, где «варится» международное право. Россия в 90-е годы совершила принципиальную ошибку, войдя в Совет Европы без критической оценки норм, принятых там без ее участия, во многом вопреки ее исторической традиции и даже специально для того, чтобы противодействовать ее влиянию – тогда в форме СССР – на другие европейские страны. Между прочим, в начале девяностых в Совет Европы вступал целый мир, целая цивилизация – восточно-христианская, со своими нравственными, политическими, религиозными, правовыми установками. Россия должна была хотя бы попытаться объединить ее страны, чтобы не молча принимать то, что было решено без нас, а потребовать пересмотра всего комплекса документов Совета, включая его идейные основы. Надо было исключить или изменить все неприемлемое для православной культуры – в частности, приоритет личных интересов над народными и игнорирование христианской основы Европы, основы, по сути, самоочевидной. Точно такой же подход, кстати, необходим при вступлении новых православных стран в Европейский союз. Не Брюссель должен ставить условия Белграду, Киеву или Кишиневу – все должно быть наоборот.