Алмагуль Умирбекова - Яблоневый сад

Мы с отцом друг друга так и не увидели. Его забрали задолго до моего рождения. Наверное, ночами в своей казарме под одеялом он подолгу разглядывал маленькое фото, на котором я и мама. Мне года три, мама молодая и красивая, с длинной косой и лучистыми глазами. Вот это пожелтевшее черно-белое фото и было при нем, когда он горел в танке.

Уже когда отца забрали, позднее вышел Указ Правительства об освобождении студентов технических ВУЗов от военной службы. Запоздалый Указ окончательно добил деда. «Похоронка» на отца пришла, когда мне было три года. Я была маленькой, но память сохранила нечеткие картинки.

Вот несколько женщин буквально волочат по земле маму под руки в сторону нашего дома. Кажется, что она без сознания. Во дворе собралось много людей. Плач, крики, рыдания, стоны… Я бегаю по двору, ничего не понимая, и ищу деда. Когда я его нашла, то не узнала. Он поседел в один миг, сгорбился и превратился в древнего старца. А я в свои три года и не понимала, почему все плачут, что происходит? Меня гладят по голове разные люди и причитают: «Сиротинушка, папы твоего больше нет!».

Как это нет? Да вот же он сидит в яблоневом саду на деревянной скамейке, сооруженной дедом. Сидит и бренчит на гитаре. Я очень хорошо помню, что видела его в тот день, когда все вокруг рыдали. Я побежала к безутешному деду и стала кричать, что «вон он, не плачь, пойдем, я отведу тебя к твоему сыну». А дед сидел, сгорбившись, и читал про себя молитву, или просто что-то бормотал.

Вот правду говорят в народе, что беда не приходит одна… Совсем скоро пришло еще одно извещение с неуемного фронта о том, что пропал без вести балагур Кадыркали. Это был контрольный выстрел в седую голову деда. Он постоянно перечитывал последнее письмо братишки, в котором тот писал, что «завтра – бой». Письмо было прислано из Харькова. Дед тогда зачитал то письмо до дыр.

До последнего вздоха он ждал брата, не веря, что тот умер. Помню, как дед фантазировал, рассказывая мне, что скорее всего шустрый и проворный Кадыркали попал в плен, потом его спасли американцы, и он где-то живет себе поживает и в ус не дует. «Уж он-то наверняка спасся», – уверял меня и себя дедушка.

Сердце его замирало при каждом скрипе калитки, так он ждал брата. Вот приедет весельчак Кадыркали, и все завертится точно так, как когда-то до его ухода на войну. Он начнет подшучивать над дедом, как он любил это делать. А Алила будет жарить горячие лепешки в честь его счастливого возвращения.

Эх, мой дедушка, как же он тогда сдал! Он был председателем колхоза и до ночи скрывался в конторе. Приезжал за полночь, я всегда его ждала. Вот летит по темной улице его вороной конь и врывается во двор, а дедушка плачет в голос. Потому что раньше, когда он возвращался домой, его всегда встречал сын Абикен. И каждый раз дед, возвращаясь домой, безудержно рыдал, зная, что сын уже никогда не встретит его у ворот и не поможет ему слезть с коня. Он брал меня на руки и приговаривал, что «я – все, что у него осталось от сына».

Не знаю почему, но как-то было не принято в семье обсуждать детали гибели отца. Дед как будто и не верил в то, что его единственного сына больше нет. Может, потому что могилы его не осталось, когда он сгорел в том самом ненавистном танке? Сейчас, когда ушли один за другим и дед, и бабушка, и мама, когда уже и спросить-то не у кого, я очень жалею, почему тогда не узнала всего, что знали они.

Теперь детские воспоминания, как пчелиный улей, не дают мне покоя. Может где-то все же есть его могила? Это был главный вопрос, на который у меня не было ответа. Может где-то он лежит, мой молодой папа? А если так, кто читает молитвы у его изголовья? Мы долго его искали через исполнительные органы Минска и Борисова, дипломатические миссии в Беларуси и Польше. Должен же был где-то остаться хоть какой-то след… Нашли…

Погиб Абикен Умирбеков при освобождении Беларуси во время масштабной операции “Багратион”. Танковый экипаж отца сгорел во время боя при переходе через реку Березники. В списке погибших в том сражении числятся 25 воинов-танкистов. Против фамилии моего отца значится сухая запись: «места захоронения нет». Вот так вот. Нет, и все. Забрали молодого парня с институтской скамьи, от деда и молоденькой жены, от яблоневого сада, и погнали далеко от дома, замуровав его в железный панцирь танка, который и станет его символической могилой. Кстати, огромный поклон поисковикам Беларуси, они здорово нам помогли, пролив свет на события далеких дней. Судя по всему, штабные документы сгорели, и место захоронения «Малая Вруда» было указано летописцами, скорее всего, по памяти, а на самом деле никогда и не существовало. Согласно данным поисковиков Беларуси, сгоревших танкистов не хоронили.