Галина Курьянова - Воспоминания жены советского разведчика

У каждого времени свои герои, и уж поверьте, героями тогда были именно герои, особенно после окончания войны. Советский Союз был уникальной страной, где большинство людей свято верили в непогрешимость своего правительства, в правильность линии партии, в неподкупность депутатов, в принципиальность и честность милиции и судей. В основном так оно все и было. В крайнем случае, чиновнику можно было сказать: «Ах, вот как! Вы не желаете вникнуть в существо моего вопроса (жалобы, заявления…), я обращусь в райком, горком, обком!» Уверяю вас, чиновник тут же закрутится, засуетится, замельтешит, вопрос сдвинется с мертвой точки, ответ по существу и с четкими разъяснениями дадут в течение месяца. И если человек имел хоть малейшее право на положительное решение своего дела, он решался положительно, так сказать «любое сомнение трактуется в пользу обвиняемого». Сверху вопрос ставили на контроль и местных «самоуправцев» приводили в должную форму. Постепенно такое положение медленно сходило на нет, пока в настоящее время не исчезло вообще. Конечно, чиновники ни в какое время себя не забывали, на то они и при власти, и с пальцами как у всех нормальных людей, гнущимися в одну сторону – к себе, но такого открытого, наглого эксгибиционизма богатства, прущего из всех щелей и ширинок у власть имущих, не наблюдалось. Сами жили, давали жить другим и вообще знали меру в «прихватывании» у просителя и у государства. Для нового поколения исчезнувший СССР совсем незнакомая страна, над которой не грех и посмеяться, и позубоскалить. Однако, скажу вам, что поломать дом, и неплохой, крепкий уважаемый дом, получилось легко, но построить новый оказалось намного сложнее. Вырастают какие-то или временные сооружения барачного типа, таких большинство, или снобистские особняки с купецкой позолотой, их гораздо меньше. Всё это регулярно ломается, сносится, дополняется, как все думские постановления и указы, толку как не было, так и нет. Об образовании, медицине, науке, не говоря уже о морали, можно не упоминать.

В Ростове я родилась, училась и жила до 22 лет и никогда я не была объектом, как сейчас говорят, криминального внимания. Приятели шутят: «своя мол была…» Замечательный южный город, доброжелательные люди с большим и своеобразным чувством юмора, говор мягкий, плавный с придыхающим фрикативным «Г», даже больше «акающий», чем в Москве и неподражаемое «шо», конечно, не такое четкое как в Харькове, выражение удивления или несогласия «тю-у-у!», «та шо вы!» или «та вы шо!». У меня до 25 лет спрашивали не южанка ли я. Постепенно исчезли налет наивной провинциальности и ростовский «хэкающий» говорок. Я превращалась в «столичную штучку».

Судьба Ростова в годы Великой Отечественной войны оказалась достаточно трагической, собственно, не менее трагической, чем и у других городов во время оккупации: он был дважды захвачен германской армией, был сильно разрушен, окончательно освобожден в феврале (в месяце моего рождения) 1943 г. и впоследствии отнесен к числу 15 городов страны, наиболее пострадавших во время войны и нуждающихся в помощи.

Как ни странно, я запомнила еще довоенный эпизод: было мне тогда почти 4 года, я на «Ёлке,» новогодний утренник у мамы на швейной фабрике, где она разрабатывала модели одежды. Кстати, под словом «модели» подразумевались простые, удобные, функциональные одежки, которые шли на «поток». Кто же не хотел одеваться с этого самого «потока», обращался по большому знакомству к хорошим портнихам. Вообще, приобретение обновки являлось событием – к нему готовились долго и скрупулезно: копили деньги всей семьей, благо, что цены не менялись. Из ТЕХ сумм нельзя было брать на домашние расходы, тщательно обдумывались фасоны блузки, платья, пальто, соображали, в какой магазин лучше пойти и к какому продавцу лучше подхалимски «подъехать», чтобы отрезал лучший кусок лоскута, советовались с близкими соседями, знакомыми, и все принимали в этом мероприятии самое живейшее участие.

А уж обувь! Обувь старались тоже заказывать, чтобы совсем уж не безобразить ногу. Мне заказали первые лакированные туфли в 17 лет у обувного мастера грузина. Это был довольно молодой мужчина, который с удовольствием снимал мерки с ножек симпатичных молодых заказчиц. Особенно тщательно он обмеривал ногу моей старшей сестры, которая отличалась не только миловидностью, но и действительно хорошенькими стройными ножками. Чаще всего хорошую обувь и из добротной кожи шили представители именно этой национальности. Чистильщиками же обуви и продажей аксессуаров к ней были армяне-«айсоры», сидевшие в своих будочках, напоминавших телефонные, со множеством причиндалов: щетки разных размеров, разноцветные ваксы, шнурки, бархотки, стельки и т.д. Среди них были просто виртуозы чистки: какая щетка, крем, бархотка подойдет именно для ваших туфель – все знали… Айсор в будке, клиент – снаружи. «Чистим-блистим!» Считалось престижным и солидным чистить обувь именно у них.