Галина Курьянова - Воспоминания жены советского разведчика

Город активно строился. Появились революционные названия: Красный Аксай, Красный Ростсельмаш, Труболит, завод шампанских вин (знаменитое «Советское шампанское»), Мясокомбинат, обувная фабрика им.А.Микояна или попросту «Микоян», хлебозавод.

Кстати, зерноуборочные комбайны производства завода «Ростсельмаш» – такой же символ Ростова-на-Дону, как донская рыба или театр-трактор. Этот колоссальный завод для сборки сельскохозяйственной техники был задуман в 1924 г., и через 5 лет с конвейеров сошла первая продукция. Надо сказать, инженеры не подкачали. В 1937 на крупнейшей промышленной выставке в Париже ростовский комбайн «Сталинец» (как же без имени Сталина?!) взял Гран-при и долгое время оставался самой высокопроизводительной машиной на планете. После Великой Отечественной войны завод развил рекордные мощности. За всю историю на заводе «Ростсельмаш» собрали миллионы комбайнов. Долгое время предприятие лидировало в мире по числу выпускаемой техники. В настоящее время на долю «Ростсельмаша» приходится 17% международного и 65% российского рынков сельхозтехники.

Вообще город рос: Парк им.Горького, ул.Горького (сначала Садовая, потом Энгельса, в настоящее время опять Б.Садовая). В моей юности мы ее называли, как нам казалось, очень остроумно и оригинально, Бродвей. Запоминается уникальной архитектурой здание, самого крупного в стране, драматического театра им.Горького в виде огромного трактора. Даже в настоящее время оно естественно вписывается в архитектуру города и, слава Богу! пока его не собираются преобразовывать на современные лады.

Много строили, особенно после войны, но много и сносили: Александро-Невской собор, собор Григория Просветителя в Нахичевани – один из больших районов города, где селилось преимущественно, как я уже упоминала, армянское население, не забывающее, что это их историческое место проживания. Впрочем, такие «мелочи», как разрушение церквей и соборов, руководителей города особенно не волновали. Хорошо, что сохранился собор XVIII в.!

Политика ничем неоправданного атеизма была в разгаре, но люди всё равно справляли церковные праздники. Из детских впечатлений мне до сих пор помнятся Рождество Христово, Крещенье, Вербное воскресенье, Пасха. Ритуалы Прощенного Воскресенья и Чистого четверга, печение весной пряников в виде птичек-жаворонков и выпускания на волю живых птиц, которых покупали специально для этой цели. Всё это было в самом раннем детстве, до войны

Особенно мне запомнились освящение вербы и Пасха. Специально шли святить в нашу ближайшую церковь пучок вербы-ивы, несли уже оттуда сами веточки и святой огонек в бумажном гофрированном «китайском» фонарике, чтобы от этой свечечки зажечь лампадку перед иконами дома. Сразу в доме становилось уютно, спокойно, на душе предвкушение праздника. Пасха – Воскрешение Христово – был праздник из праздников: в церкви торжественно, пахнет теплым воском и ладаном, хор ликующе выводит: «Христос воскресе, смертию смерть поправ…», внутри что-то мелко-мелко дрожит, и на глаза навертываются слезы. Куличи и пасхи мы печём и до сих пор, но уже традиционно, а святить их в церковь никто не носит. Все равно желтый сдобный кулич и груда разноцветных яиц на столе поднимают настроение и создают праздник в доме.

Отправление религиозных праздников тогда не то чтобы скрывали, но и не афишировали, особенно, если был пионером, комсомольцем или тем более членом ВКП(б). Мои родители не были, разумеется, ни первым, ни вторым, ни третьим, моя сестра впоследствии – тоже, а я была твёрдым последователем верной линии пионерии, комсомола и партии. Но крестная мама-Клава или бабушка по праздникам водили меня в церковь на Базарной (Соборной) площади в конце Доломановского переулка. Там же около церкви было и кладбище, где похоронили моих бабушек Ефимию и Елизавету. Потом, уже далеко потом, после моего отъезда из родного города, эту милую церковь XV в. и старое кладбище снесли и построили Дворец спорта с бассейном. Представляете!? На бывшем кладбище бассейн! Полная параллель с храмом Христа Спасителя в Москве, там ведь тоже на месте взорванной церкви построили открытый бассейн… ни разу его не посетила, необъяснимое чувство протеста отталкивало меня от этого бассейна.

Так ясно помню, как я, маленькая, вхожу в храм: тишина, запах ладана и седенький батюшка, сажающий меня на колени и угощающий пресными, сухими, но почему-то очень вкусными просфорками. Церковь в детстве казалась, огромной, таинственной и ароматной. Самое запоминающееся – икона Николая Чудотворца, непостижимым образом сливавшаяся с ликом этого седенького батюшки. Иногда я молилась в душе абсолютно вольным пересказыванием молитв, но в детской непосредственности звучавшими еще более одухотворенными, обращаясь именно к Николаю Чудотворцу: «Николай Угодничек! Великий Чудотворничек!»…