Галина Курьянова - Воспоминания жены советского разведчика

Впоследствии, несмотря на активное промывание мозгов, все эти детские воспоминания, видимо, и не позволяли мне быть воинствующим атеистом, трибунно отрицать Бога, кощунствовать. Скорее всего, мы были атеистами не по убеждению, а по теологической безграмотности. Вырастало новое поколение, которое еще воспитывалось бабушками-богомолками, но и они понимали, что внукам уже не нужно выпячивать свои религиозные убеждения, а придерживаться политики помалкивания. Многие крестили своих детей, ходили в церковь, держали в доме иконы, справляли религиозные праздники, но уже вроде по привычке, вроде бы понарошку «вот-де – это старые люди, не хотим их обижать». У нас были бабушкины три очень красивые старые иконы: Николай Угодник, Божья Матерь и Рождество Христово. Первые две в объемных жестяных позолоченных ризах, только лики икон и их руки виднелись из-под оклада. Их нужно было начищать мелом или зубным порошком перед праздниками. Но особенно красивой была икона Рождества: примерно 50 на 80 см, шириной около 20 см – она была с позолоченным гофрированным окладом, тонко выписана свежими яркими красками, не потускневшими со временем. По углам находились по три трогательно-прозрачных «райских» восковых яблочка в обрамлении тонких позолоченных жестяных листочков. Меня, ребенка, очень интересовали эти украшения, частенько одолевала греховная крамольная мысль – хотелось открыть раму и поиграть с волшебно-красивыми и притягательными яблочками, попробовать их на вкус. Но даже протирать иконы детям было не позволено: это делала бабушка чистой полотняной тряпочкой с конопляным или льняным маслом, бормоча вполголоса молитву. Мне очень хотелось чистить и протирать самой, но доверили мне это уже после войны, когда умерла бабушка в возрасте 94-х лет, пережив первую мировую войну, революцию, гражданскую войну, различные революционные становления советской власти, вторую мировую войну, все голодные годы, как в революцию, так и после и во время войн! Да, были люди в наше время!

Бабушка по вечерам тихо молилась, а у меня где-то в мозжечке подспудно билась мысль: кощунствовать грешно, вдруг Боженька там наверху все видит и накажет. Вот такая двойная мораль: в школе слушаешь одно, а дома идешь с бабушкой в церковь святить пасху и уже автоматически не рассказываешь об этом даже подружкам. Так же вели себя и взрослые. Был очень, по нынешним понятиям, смешной случай из такой двойственной морали: я, четырехлетний ребенок, слышу, как моя крестная тетя Клава шепотом выговаривает маме: «Фаня, ты уж запрети Галочке ТАК говорить или научи ее как «следовает». Ведь она говорит «Иосиф Скорпионович!!», – ужасалась соседка. И правильно ужасалась – из детских невинных слов соответствующие службы могли раздуть дело, и пострадали бы взрослые: значит, в доме ведутся антигосударственные разговоры! Пожалуйте объясниться!

А в старших классах наша добрейшая и, как я сейчас понимаю, романтическая по характеру, классная руководительница Галина Филипповна, которая вела нас со второго по десятый класс, в смятении втолковывала великовозрастным девицам, что не следует («Нет, это уму непостижимо!», – закатывала она глаза) обертывать учебники газетами с портретом вождя на лицевой стороне да еще на ЕГО лбу писать: «Алгебра», «История», «Физика» и т.д. А мы-то, здоровые дурочки, по простоте душевной и наивности считали, что портрет вождя на обложке учебника – это признак нашей любви и уважения к нему и, как сейчас бы сказали, что это «круто».

Всеобщее обожание и почти обожествление Иосифа Виссарионовича, именно Виссарионовича, а не Скорпионовича – Сохрани Боже! – насаждалось навязчиво и систематически. Доходило иногда до заклинивания в наших мозгах, до абсурда: например, мы, дети, задавались вопросом, посещает ли тов.Сталин туалет. Когда меня спрашивали о заветном желании,

то я не просила себе горы конфет, шоколада и мармелада, игрушек, наконец, или здоровья своим родителям, как это предполагалось бы по логике вещей для ребенка, а на полном серьезе, доходящем до абсурда, сообщала, что хотела бы увидеть дорогого Иосифа Виссарионовича «живым» на трибуне мавзолея. Впрочем, мое желание было почти удовлетворено: в седьмом классе, как поощрение, меня, отличницу! молодую комсомолку (какое счастье!) фотографируют у развернутого знамени пионерской дружины рядом с бюстом вождя, а потом эту фотографию помещают на стенд «Ими гордится школа». Вот так! Фото хранится в семейном альбоме до сих пор, вызывая у меня воспоминания по счастливому детству и, честное слово, без всяких иронических ухмылок.