Владимир Егоров - Мой ХХ век. Как это было

Груня перед войной вышла замуж второй раз за какого-то парня. Второй муж в 41-м году пошёл на фронт и тоже погиб.

Потом к ней посватался один мужик из соседней деревни неподалёку, пришедший с фронта домой после ранения в отпуск долечиваться. Поженились. Он опять пошёл на войну после выздоровления и погиб.

В четвёртый раз она вышла замуж после войны, за фронтовика из ихней деревни. Отец его знал. Говорил, что отличный был мужик, здоровый, красивый, мастеровой, плотник. После войны много домов новых строили по деревням. Он с подручным договаривались с заказчиком о стоимости и строили дома от фундамента и до конца. Но во время войны на фронте и в колхозе мужики научились пить водку, и ни один день уже без этого не обходился.

Один раз вернулся он домой из какой-то деревни с очередной стройки без денег. Всё пропил с мужиками. Стал жаловаться Груне, что не знает как быть, не может остановиться. Всё пропил, перед женой стыдно. Груня стала его жалеть и успокаивать. Накрыла на стол и вышла затопить баню, чтобы его помыть, попарить веником и таким образом привести в порядок. Это была её ошибка. Надо было его поругать и тогда бы, может, ничего не случилось. Пока её в доме не было, мужик повесился. Не выдержал такого позора.

Старшая сестра отца Груня, 67 лет

Больше Груня замуж не выходила. Когда ей было уже 70 с лишним лет, в деревне родных почти не осталось, дети разъехались. Груня продала свой дом и поехала к старшему сыну в Муром, это Владимирская область. Там на окраине города сын купил ей за те же деньги деревенский дом, вместе с внуком они починили крышу, заборы. Груня, как она привыкла всю жизнь, завела опять корову, посадила огород и, уже в который раз, начала новую жизнь. Удивительно стойкие люди! Сколько она ещё прожила и когда умерла – не знаю.

Двух других сестёр, Фросю и Валю, знаю только по фотографиям. А вот младшую сетру отца, Нину, я знал довольно хорошо. Первый раз я её видел в 65-м году в Нарве. Ей тогда было 40 лет. Совсем выглядела молодой и красивой. Она всю жизнь, начиная с войны, работала в военных госпиталях медсестрой. Насмотрелась, конечно, на раненых и больных, особенно во время войны. И может быть поэтому она ко всем мужикам относилась как к детям, с какой-то жалостью. Никогда на мужчин не обижалась, всё им прощала. И я заметил, что все мужики в её присутствии становились какими-то смирными, спокойными и не хотели от неё далеко отходить.

Когда Нине было 62 года, она приехала к нам в Адлер отдохнуть в военном санатории. Отец позвонил мне из Краснодара, попросил встретить Нину в аэропорту и помочь устроиться в санатории. Своей машины у меня не было. Но я работал в то время в Адлерском райкоме партии (курировал предприятия строительные, промышленные и транспорта). Я позвонил директору кондитерской фабрики (была такая в Адлере) Валере Крайнему, он прислал мне свою «Волгу» с водителем. Водителем был молодой, лет сорока, красивый грек по имени Жора. Мы с Жорой встретили Нину в аэропорту и повезли в санаторий.

Жора, как увидел Нину в аэропорту, так сразу стал ходить вокруг неё кругами, схватил её чемодан, открыл дверь машины. Пока ехали до санатория, у него голова, похоже, автоматически все время поворачивалась в сторону заднего сиденья, где сидели мы с Ниной. Я сначала хотел сказать Жоре, чтобы он смотрел на дорогу, но сдержался. А Нине это было привычно. Она только дружески слегка улыбалась водителю и спокойно со мной беседовала. Заехали на территорию санатория. Я хотел выйти с Ниной. Но Жора нервно попросил меня посидеть в машине. Решительно сказал, что сам лично отнесёт вещи и поможет Нине оформиться в регистратуре. Я не стал возражать. Через какое-то время Жора возвратился и мы поехали в райком. Жора сидел за рулём грустный и иногда вздыхал. Потом не выдержал и говорит:

– Владимир Николаевич! Вот это тётушка у вас! Вот это женщина!

Я засмеялся:

– Жора, ты что, с ума сошёл? Она лет на двадцать старше тебя. Нине уже шестьдесят два года.

Жора сначала не поверил. Потом покачал головой и выдохнул:

– Нет, всё равно…

Когда я позвонил отцу и рассказал об этом случае, он смеялся и говорил: «Да, тверские женщины – они такие! Страшная сила».

В 1984 году мой отец умер в Ростовском военном госпитале. Я полтора месяца до его смерти находился там же, с ним в госпитале. Нина в это время приехала в Краснодар и жила с моей мамой, ждала, чем это кончится. Когда я позвонил и сказал, что отец умер, она в ту же ночь, в метель, по заснеженым дорогам выехала на грузовом вездеходном военном крытом грузовике (военная комендатура организовала) в Ростов. Я к тому времени был так измотан переживаниями и бессонными ночами, что самому впору в госпиталь ложиться. Нина, молодец, помогла мне оформить все бумажки, и мы повезли гроб в Краснодар. Это было 26—27 декабря. Все дороги замело снегом, метель, машины не ходят. Но на вездеходе мы добрались.