Юрий Емельянов - Иосиф Сталин. Часть 3. Верховный главнокомандующий

"В 11 час. 30 мин., я прибыл на командный пункт 17-й танковой дивизии, расположенной на окраине Слонима.. Русские танки окружили нас; в нескольких шагах от места нашего нахождения разорвалось несколько снарядов: мы лишились возможности видеть и слышать. Будучи опытными солдатами, мы тотчас же бросились на землю, и только не привыкший к войне бедняга полковник Федлер, присланный к нам командующий резервной армией: сделал то недостаточно быстро и получил весьма неприятное ранение. Командир противотанкового дивизиона подполковник Дальмер-Цербе получил тяжелое ранение и через несколько дней умер".

"В 15 час. 30 мин. я снова был в Слониме… Вдруг наскочил на русскую пехоту, которая на грузовых автомашинах была переброшена к Слониму, солдаты как раз намеревались сойти с машины. Сидевший рядом со мной водитель получил команду "Полный газ", и мы пролетели мимо изумленных русских: ошеломленные такой встречей; они не успели даже открыть огонь. Русские, должно быть, узнали меня, так как их пресса сообщила потом о моей смерти; поэтому меня попросили исправить их ошибку через немецкое радио".

Так теоретик танковой войны и организатор блистательных операций «блицкрига» на Западном фронте Г. Гудериан трижды едва не погиб за один день боев на советско-германском фронте. Но, может быть, дело в том, что он носился по опасным участкам фронта? Нет, потому что он бы мог погибнуть наверняка, если бы остался на своем командном пункте. Генерал вспоминал: "25 июня утром я посетил госпиталь, где находились раненые, пострадавшие день тому назад при бомбардировке нашего командного пункта, во время которой я находился на другом участке фронта".

25 июня Ф. Гальдер записал в своем дневнике: "Оценка обстановки на утро в общем подтверждает вывод о том, что русские решили в пограничной полосе вести решающие бои и отходят лишь на отдельных участках фронта, где их вынуждает к этому сильный натиск наших войск". 26 июня в дневнике Гальдера записано: "Группа армий "Юг" медленно продвигается вперед, к сожалению, неся значительные потери. На стороне противника, действующего против группы армий "Юг", отмечается твердое и энергичное руководство". 27 июня Гальдер отмечал: "На фронте… события развиваются совсем не так, как намечается в высших штабах".

Характеризуя боевые действия после 22 июня, Типпельскирх писал: "На всем фронте продолжались упорные бои. Русские отходили на восток очень медленно и часто только после ожесточенных контратак против вырвавшихся вперед немецких танков". Первые дни войны дали примеры героизма многих советских людей. Вся страна узнала о подвиге летчика Николая Гастелло, который 26 июня направил свою горящую машину на колонну немецких машин. Мужественно сражались защитники Брестской крепости, Перемышля, Лиепаи. Хотя советская военно-морская база Лиепайя (Либава) пала 28 июня, немецкий историк Пауль Карелл писал: "Оборона была организована блестяще. Солдаты хорошо вооружены и фанатически храбры… Они показали в Либаве наилучшие элементы советского военного искусства. Но эта победа была горьким уроком: в Либаве впервые выяснилось, на что способен красноармеец при обороне укрепленного пункта, когда им руководят решительно и хладнокровно". Немецко-фашистские и румынские захватчики долго не могли занять всю территорию Молдавии. Несмотря на поражения, боевой дух красноармейцев не был сломлен. Характеризуя боевой настрой солдат Красной Армии в конце июня 1941 года, Пауль Карелл в своей книге "Гитлер идет на восток" писал: "Русские сражались фанатично и их вели решительные командиры и комиссары, которые не поддались панике, возникшей во время первых поражений".

Хотя Гитлер еще мечтал о том, как он перепашет Москву, более трезвые головы в руководстве третьего рейха осознавали, что методы блицкрига не принесли молниеносной победы на советской земле. О том, что опасения Риббентропа по поводу последствий нападения на СССР усугубились в первые же дни после начала войны, свидетельствует телеграмма, которую 28 июня Риббентроп направил германскому послу в Токио генералу Югену Отту. Рейхсминистр приказывал ему, чтобы тот сделал всё возможное для того, чтобы Япония денонсировала пакт о нейтралитете с СССР и напала на Советскую страну.

А ведь до 22 июня 1941 г. Риббентроп рассуждал по-иному. В своих воспоминаниях Риббентроп писал: "До германо-русской войны я думал, прежде всего, о том, что Япония возьмет Сингапур и тем самым нанесет Англии решающий удар. После же начала войны, летом 1941 г. я попытался склонить Японию к вступлению в войну против России и побудить ее отказаться от своих намерений в отношении Сингапура". Хотя Риббентроп поддерживал официальную позицию правительства, делая публичные заявления о скором поражении СССР, он продолжал бомбардировать своего посла в Токио, призывая его добиться вступления Японии в войну. Однако, осознав трудности, с которыми столкнулся вермахт в СССР, японское правительство не спешило присоединиться к антисоветскому походу.