Борис Шагаев - О театре и не только

Сводил я Санджиева к землякам-односельчанам. Но почти вхолостую: пастухи были в поле, их жёны – на работе, а дома сидели лишь их сопливые дети. Пришли к нам, и гость опять что-то говорил с Ниной и опять с мамой.

Позже, когда гости, попрощавшись, ушли в соседнюю деревню, моя мать напала на Нину. Мама распросила у Нины, о чем говорили с гостем. Замуж предлагал выйти. Он и менгя уговаривал, чтобы ты вышла замуж за меня.

– Что ты, дура, вела себя так? Хороший мужик! Вышла бы за него замуж – другая бы жизнь пошла! Нина молчала. Потому что, никого у неё не было. Был лишь дядя-родственник, живший в дальней деревне Бекташ. И всё. Женихов калмыков в деревне не было. И Нина предпочла о женихе пока не думать. А Санджиев, не дождавшись ответа, ушёл ни с чем.

…Прошло лет 15. Я приехал в Элисту из Ленинграда. Художник Очир Кикеев познакомил меня с художником Гаря Рокчинским, а тот, в свою очередь, – со скульптором Никитой Санджиевым.

Однажды Никита Амолданович позвал меня к себе в мастерскую, которая находилась в клубе «Строитель». Сейчас там Русский театр. Поставил на стол маленький коньячок. Пропуская по чуть-чуть, беседовали. Санджиев обладал божьим даром и умел так подводить разговор, что собеседнику казалось, что он обретал крылья.

Рассказал ему про деревню Верх-Ичу, где жил старик Санджи Лиджиев, дважды ездивший к Сталину в Москву, чтобы донести правду о калмыках. Наивно полагая, что Сталин, решая глобальные проблемы, ничего не знал о трагической участи его соплеменников. И верил, что он его обязательно примет в Кремле, выслушает, накормит и даст денег на обратную дорогу в Сибирь.

Слушая меня, Никита Амолданович вдруг вспомнил, что был в этой самой Верх-Иче, ночевал в доме, где жила женщина Аня с сыном-школьником. «Так это вы у нас были! – воскликнул я, оторопев от неожиданности. – Мою маму зовут Аня! А я её сын! Вы были у нас с мальчиком из ремесленного училища и принесли много пряников и конфет!». Санджиев: – Да! Вот это судьба!

Узнали, словом, друг друга, тепло стало на душе у обоих. «Я тогда невесту себе искал из своих, калмычек, – признался Санджиев. – Всю область объехал. А Нина где?» – вдруг спросил он. «Здесь она, в Элисте», – ответил я.

– А ты знаешь, какова судьба того парнишки-ремесленника? – продолжил воспоминания Санджиев. – Так вот, слушай. Пошли мы с ним от вас пешком и наткнулись на коменданта. Стал он документы спрашивать, но мы ведь нелегально странствовали, а паренёк и вовсе находился «в бегах» из-за драки в училище. В общем, отвёл он коменданта в кусты якобы для объяснений «один на один». Блюститель законности не испугался, пошёл. Возможно думал, что деньги получит типа взятки от спецпереселенца. Но через минуту-другую слышу крики коменданта. Пошёл, чтобы понять, что случилось и вижу: он лежит, а парень стоит над ним с его наганом в руке. Я, честно говоря, испугался, всё-таки комендант, лицо неприкосновенное. «Ты что, охренел совсем!» – кричу парнише, и сломя голову, рванули с того места куда подальше. До сих пор не могу отдышаться!».

Но потом комендант устроил расследование, и больше всех досталось моей матери. Кто-то, видимо, доложил о двух гостях и по приметам установили, что шли они из нашей Верх-Ичи. Каким-то образом то ЧП уладили – рассказал я Никите Омолдановичу.

Разгорячённый коньяком и нахлынувшими воспоминаниями, Санджиев поведал о том, как приехал в Новосибирск и устроился подмастерьем у какого-то скульптора. Приносил глину, воду, месил глину, что-то колотил. Однажды милиционер попросил его документ, а Никита Омолданович только несколько дней назад приехал. Документа не было, и милиционер повел его милицию. Когда пришли в милицию, начальник сразу спросил какой национальности? Никита Омолданович сказал и откуда приехал. Посадили в камеру, дней 5 держали. Видимо, выясняли проживает ли такой-то там-то и т.д. Вызвали и сказали убираться на место жительства, а иначе накажут. Выйдя из милиции Н.О. сразу побежал к скульптору, тот сказал: «Придумаем что-нибудь, ночуй пока здесь и не высовывайся, жрать буду приносить, а ты в это время меси хорошенько глину и прибери в мастерской». Через 4–5 дней скульптор устроил Н.О. в Новосибирский оперный театр, тоже к скульптору-земляку. Скульптор был по национальности татарин. Так несчастье с милицией и подвалило счастье. Н.О. оказался в оперном театре, там и спал, пока все не образумилось. Так с оперного театра в г. Новосибирск началась творческая жизнь скульптора Никиты Санджиева.