– Понятно, что обратился к отцу нации, ты хорошую защиту придумал. И сколько ты висишь в неопределенности?
– Несколько месяцев.
– Многовато. Они все ждут решения ЕГО и поэтому боятся, что-либо решать. Вопрос-то щепетильный. Ты не украл, никого не бил, не оскорбил матом, только критиковал власть города, а критиковать власть не положено, но статьи такой нет, чтобы тебя наказать строго. Я сейчас пишу поэму «Бунт разума», у меня есть такие слова в начале поэмы «Сначала покарай, потом лечи. А потому сейчас нужны врачи». «Покарать» они не знают как тебя. А вот «врачи», образно говоря, заступники тебе нужны.
Вот мы ездили с Гамзатовым в Югославию, а когда приехали в Москву, в Союзе писателей был вечер и там про поездку сделали капустник, – продолжал Давид Никитич. – Мы идем по городу, за нами Топтыгин, мы в магазин – за нами Топтыгин, в туалет – за нами Топтыгин, т. е. стукач. Писатели посмеялись и никаких оргвыводов, это же Москва. А тут другое дело. У меня сейчас натянутые отношения с Ахлачи. Наши осведомители коллеги стучат на меня ЕМУ, поэтому я тебе помочь не могу».
Во-первых, меня ошеломила откровенность мэтра по поводу напряженности с Б.Б. Городовиковым. Во-вторых, что нашептывают 1 секретарю коллеги из союза писателей на Кугультинова. Фамилии мэтр сказал, но я не буду их «рассекречивать» до поры, до времени. Я тогда многое не знал. В-третьих, я подумал, а зачем он мне рассказывал про «Бунт разума», про вечер в союзе писателей, расспрашивал с кем я встречался и т.д.
Во время моих глобальных размышлений о сказанном мэтра, вошла Алла Григорьевна, поставила чай и добила меня: «Что это вас угораздило так вляпаться? Теперь они с вас не слезут. Накажут вас, чтоб другим неповадно было. Власть не любит, когда их ершат». Давид Никитич улыбнулся и сказал: «Не слушай ее. У ней своя женская логика. Не бери в голову». Давид Никитич сбросил халат, встал, взял «Литературную газету» и сказал: «Вот тут песочат Олжаса Сулейменова. Тоже надо поддержать его. Обвиняют почему-то в национализме. Не дают мыслить другими категориями, только надо идти в русле суждений Суслова. Времени маловато. «Бунт разума» надо закончить. По плану я должен сдать в 1970 году, союз писателей уже застолбил место». Чуть походил и сел на диван. Пауза. «Смело, смело ты поступил. Наверняка ОН в курсе дела. Только ОН разрулит ситуацию. А при моих обстоятельствах я тебе не помощник. Но надо выходить из этого тупика. Сколько тебе лет?»
– Тридцать, – выпалил я.
– Все впереди.
– А я в твои годы был в заключении.
Опять воцарилась гнетущая пауза. У меня в голове все смешалось, реле замкнуло и все вопросы исчезли. Хотелось курить, но …
– Давай сделаем так. Сам я не могу к нему пойти, попрошу Намсинова И.Е. (III секретарь по идеологии). Сам Намсинов решать не будет. Уж очень щекотливое дело. Только ОН может поставить точку. Жди моего звонка.
Я грешным делом подумал, что Давид Никитич отбоярился от меня. Кто пойдет просить аудиенцию для меня у Б.Городовикова и просителю могут дать нагоняя. Прошляпили, мол, ваша оплошность, вина. И Намсинов может отказаться, зачем ему эта обуза? Это произошло в самый застой. Партия во главе с Брежневым хоть и дремала, но за шалости с ней наказывали. Шли дни, недели, а звонка все нет. Друзья и сочувствующие, а их было мало, уже смирились и ждали, какое будет наказание, или посадят за клевету. Но в юмореске «Ванька Жуков» фамилии не указывались. Правда в конце Ванька передает привет сельчанам Намсинову, Кичапову, Ножкину (секретари обкома партии). Критики на них не было. Они были, как и Городовиков у Ваньки Жукова душеспасателями, добрые друзья… Критика была на городскую власть безфамильно, которая бездействует. Но это было не впрямую, а по касательной, мол, в магазинах того-то нет, город не строится, улицы грязные. Правда, был один укус – а дома рядом с театром, обкомовские и т.д. Но это было действительно так. И стоял обкомовский магазинчик, в котором отоваривались все. Правда, тем что лежало на прилавках, а за прилавком не для блуждающего люда. Сейчас это все смешно и непонятно многим. У Райкина Аркадия масса миниатюр было про «Заднее кирльцо», про «дефисит». Но это была другая Вселенная, там можно говорить, а тут – НИЗЗЯ!
В общем я уже отчаялся. Рассказывал несколько раз друзьям разговор с мэтром. Никто не посочувствовал, не успокаивал. Только один знакомый юрист сказал:
– Плохо вы думаете о Городовикове. Он не такой, как другие партийцы. Он генерал, а не чиновник. С другой стороны, как подадут ему. Всяко может обернуться.
Читать дальше