Борис Шагаев - О театре и не только

Давид Никитич тоже, выступая с трибуны, говорил открыто, всем депутатам, что калмыцкий народ полностью неудовлетворен в вопросе реабилитации и т.д. В депутатство он пошел решать не какие-то свои меркантильные помыслы, замыслы, а ратовать за народ. И здесь, в республике, не прогибался перед властью, а выступая с трибуны интеллигентно, с намеком, с подтекстом доказывал свое. Он не шел в открытую конфронтацию. А мы усматривали в его выступлениях какие-то прогибания, загибания.

У него всегда была ясность, логика в словах и поступках и постоянство в дружбе. Когда его предавали, перебегали в другой лагерь или сотворяли подобное, то он был в гневе. Предательства он не терпел. «Я из-за предательства близких и коллег страдаю. Поэтому я на эту тему не возникаю. Мои противники сразу воспользуются, ты это знаешь (Тачиеву А.)», – как-то проговорился на тему предательства мэтр.

И в его творчестве нет на тему предательства ни слова. А.Э.Тачиев был тогда директором театра по рекомендации Давида Никитича. Анджа Эрдниевич пригласил меня в Красный дом в Союз писателей, и мы сидели втроем до 10 вечера. В союзе писателей в 6 вечера все ушли. В тот вечер Давид Никитич был в ударе. Я был горд, что сижу среди аксакалов на равных и слушаю их не только писательские секреты. Я удивился, когда Тачиев сказал, что были разведчиками в Монголии. Я не поверил. Откуда, мол, до войны, они молодые разведчики?

Давид Никитич говорил про Улан Барбаевну, про Мемеева Б., драматурга Баатра Басангова. Он рассказывал Тачиеву воспоминания, иногда, поглядывая на меня как бы говоря: «Усекай, парниша». И вдруг спросил у Тачиева, кивнув головой на меня: «Твой подчиненный надежный человек?». Анджа Эрдниевич начал украшать меня, не пожалел ярких красок. Говорил Тачиев серьезно. Давид Никитич засмеялся и говорит: «Ты чего это как в КГБ отвечаешь?», – и опять рассмеялся – «Да я его с Ленинграда знаю и помог, когда его пытали горкомовские коммунисты. Я их всех, ленинградцев, знаю. Приезжал к ним в калмыцкую студию раза два-три, мастера их, Альшиц, знаю».

Другой раз я заглянул, а Давид Никитич выступал перед своей писательской паствой. Я: «Извиняюсь, не помешаю?». «Заходи, заходи. Ну, вы не против, если режиссер подслушает наши секреты», – и рассмеялся, и стал опять рассказывать. И вдруг говорит мне: «Чего ерзаешь?». А Егор Буджалов: «Он курить хочет».

«Пусть одну закурит, а ты не кури (Егору)». А Егор Андреевич тоже был злостный курильщик. В тот раз я одну сигарету выкурил и больше никогда при встрече не курил.

Д.Кугультинов был другого масштаба и мироощущения, и я извиняюсь, «но нам гагарам, недоступно наслажденья битвой жизни» (М.Горький). Он, поэт-гражданин, был на другой платформе, чем я, мы. В этом и сложность его «расшифровки» действий и поступков. Вот в творчестве он мэтр, а в жизни, мол, другой – судачит наш обыватель. В России его воспринимают правильно. И как поэта, и как человека-гражданина.

Впервые я услышал про Кугультинова в Сибири от мамы. Она говорила, что в Астрахани, когда она училась в техникуме искусств в калмыцкой студии, был молодой талантливый поэт с другом А.Тачиевым. Я об этом узнал уже в театре, от самого Тачиева. Мама рассказывала, что они учились в совпартшколе или где-то и, придя к ним в студию он щипал молодых девушек и заразительно смеялся, а с Улан Барбаевной Лиджиевой вел в сторонке серьезные беседы. Был после освобождения У.Б. Лиджиевой в Красноярском крае. Это уже Улан Барбаевна рассказывала мне у нее дома.

Впервые с Давидом Никитичем мы, студенты театрального института познакомились в 1962 году. Поэт появился у нас в калмыцкой студии в Ленинграде. Придя к нам в аудиторию, он с любопытством рассматривал нас, постоянно улыбался. Был рад, что растет молодая театральная поросль. Рассказывал о подъеме культуры Калмыкии. Говорил о московских встречах с писателями, о поэтессе Новелле Матвеевой. Молодой талантливой, но больной. Мы были в подвале, где она жила. Кугультинов потом помог ей выбить квартиру в коммуналке. Будет издана ее книга. Позже Новелла Матвеева перевела много его стихов.

Давид Никитич был несколько раз в студии. Потом приходил и в московские студии. Был в последней студии – щепкинской.

После встреч в институте произошла встреча в Элисте, в парке «Дружба» на 500-летие Джангара. Мы, студенты театрального института, участвовали в концерте. После него, мы с Иваном Киреевым подошли к Кугультинову и напросились проводить его. Народу в парке «Дружба» было много. Все веселые, радостные. Давид Никитич только успел спросить про учебу и про Альшиц (педагог по мастерству актера калмыцкой студии). Но масса знакомых Давида Никитича не дала нам пообщаться.