Борис Шагаев - О театре и не только

А как унижают другие чиновники в Москве. Выходит посетитель из кабинета, столоначальник провожает и закрывает дверь. Жду 10–15 минут. Звонок. Секретарша делает кислую мину, и нехотя бросает в воздух: «Пройдите». Захожу в кабинет. Столоначальник что-то пишет. Стою у двери. Государственный муж все-таки. Жду приглашения к столу. Бываю иногда воспитан. Не к другу пришел. Госмуж звонит: «Сара, салатик сделала? Ну, жди, в шесть». Снова звонит: «Зиновий Аркадьевич? Вы меня не примете? Спасибо. Вольфсон будет? Ага. Ну, вы за меня словечко вымолвите? Спасибо». Положил трубку. «Меня ждут, тороплюсь. Коротко, суть».

И одевается госмуж, который думает только о стране. У вас один день в неделю приемный, и я приехал из периферии… Госмуж уже оделся. «А вы не могли бы приехать в другой раз?», – сказал госмуж. «Так что в другой раз», – и открыв дверь, ждет, когда я выйду. Это типично. Это Сухово-Кобылин. Он про это написал в своих трех гениальных пьесах.

Я никто и зовут меня никак

В Москве особенно в культуре, делят людей на нужных и не нужных. Так было, так будет. Человек не меняется. Это было и до нашей эры. Понтий Пилат, прокуратор Иудеи так же принимал Иисуса Христа, а потом распял. А я кто? Букашка. Азиат. А как у нас, в Элисте? Тоже делятся на нужных и не нужных людей. Если в Москве слабо замимикрированный, вежливый расизм. То у нас раздражает каждодневный улусизм или местечковое братство. Город маленький, все друг друга знают и схвачены невидимой связующей нитью.

В Москве я не мог попасть к министру с 10 января 2008 года, через неделю попал. Я никто и звать меня никак, и фамилия моя никакая. И в театре правят балом люди с другим сознанием. В осторожные газеты не пробиться. Одна дама работает в газете в отделе культуры много лет, и тоже не пробиться. Когда читаешь ее опусы, то чувствуешь эстетическую глухоту. По достоинству не может оценить, где явление культуры и искусства, где халтура. А иногда личная неприязнь. Но про это как-нибудь в другой раз. Кто мы? Мы все пришлые люди на этой грешной земле. Но между одними пришлыми и другими есть разница. Я прошел высшие курсы профессиональной и житейской лаборатории. Особенно запомнился и остался осадок от человеческого мастер-класса в повседневности. Вот такое былое и такие думы.

ГЛАВА 6. МЭТРЫ.

Анджур Пюрбеев

Часть 1.

По указанию Ленина, столицу Калмыкии решили сделать в Астрахани. В 1921 году на встрече Ленина с Амур-Сананом он пообещал выделить земли от Элисты до Саратова, то есть отдать территорию чуть ли не в размерах Калмыцкого ханства, как было при Аюке-хане. Амур-Санан просил помощи у Ленина. «Будет помощь. Дадим дотацию скотоводам», – заверил вождь пролетариата.

Идею о столице в Астрахани поддержал Л. Троцкий, который просил создать конные отряды. Троцкий тогда был командующим Красной армией. Он еще в 1917 году сблизился с В. Хомутниковым и Х. Кануковым. И позже имел контакты с калмыцкими лидерами. Надо отдать должное, Лев Давидович хорошо относился к калмыкам, помогал им, но об этом чуть позже.

Разговор Ленина с Амур-Сананом не протоколировался. Про встречу с вождем он рассказал в Москве Анджуру Пюрбееву в 1922 году. Ленин уже болел. Помощи калмыкам не было никакой, а когда в 1924-м он умер, калмыкам стало совсем худо. Народ кочевой, неграмотный. Когда в 1923 году Амур-Санана изгнали из Калмыкии, он жил в Москве.

После смерти Ленина сталинисты заняли все важные посты. Ленинские ряды поредели. Хотя условно ленинизм был, но вектор направления изменился. Не явно, но закамуфлированно. Амур-Санан рассказал В. Хомутникову, Х. Канукову, Анджуру Пюрбееву о встрече с Лениным. Если бы Владимир Ильич прожил еще лет десять, то, возможно, не было бы репрессий 30-х годов, войну 1941–1945 г.г. предотвратили бы, калмыков не выслали бы. Элиту, цвет интеллигенции республики сохранили бы, но что уже теперь… Свершилось то, что сотворили бесогоны той поры.

После смерти Ленина судьба калмыков стала меняться не в лучшую сторону. В Астрахани базировался центр калмыцкого обкома, облисполкома, а астраханский горисполком инициировал демонстрацию подговоренных элементов против пребывания калмыков в Астрахани. Кучка людей кричала, что, мол, это наша территория, убирайтесь в Казахстан, или в свою степь. Калмыки, мол, грязные, занимают важные посты и т. д. На мясокомбинате орудовала кучка заговорщиков против калмыков, а калмыки, проживавшие в Астрахани, трудились на самых тяжелых, малооплачиваемых участках: на рыбоконсервном и мясоконсервном заводах, сгружали баржи с лесоматериалами по пояс в воде. Калмыцкий рабочий люд безропотно, терпеливо тянул лямку тяжёлого труда. Чиновник из горисполкома накатал наверх донос кому надо, а там сразу среагировали. Ленинский замысел уже был не в силах претворяться, а сталинисты-шовинисты добивались своей цели. И сверху, после доноса, была спущена директива, чтобы столицу Калмыцкой области перевести из Астрахани в другое место.